Евгений Воеводин - Похвали день вечером

Он прочитал: Ольгино… Значит, все годы отец был здесь, рядом! Им овладела странная, незнакомая слабость. Потом он шумно вздохнул, встал и, нагнувшись к Марии Тимофеевне, чмокнул ее в седые, приглаженные волосы.

— Теперь это уже не страшно, — сказал он. — Зачем же вы себя… так?..

О том, что объявился его отец, Сергей Непомнящий не рассказал никому. Это было только его личное дело. Целую неделю после поездки в Александровскую он жил со странным и сложным ощущением удивления, что у него есть отец, простого любопытства — какой он? — и тоскливой обиды: где же он был раньше? К этому сложному чувству примешивались еще раздумья: ехать к нему или не ехать? Где-то в самых дальних уголках памяти хранился образ очень большого, даже огромного человека. Вот он входит в какую-то комнату и ставит на стол зеленого медведя. Все. На этом воспоминания кончались. Огромный человек и зеленый медведь на столе… Быть может, игрушка запомнилась своим необыкновенным цветом.

Ехать или не ехать?

Возможно, нервное, тяжелое состояние, владевшее Непомнящим последние дни, и было причиной того, что он «поднапахал». Получилось это неожиданно для всех, а главным образом для Савдунина, и не потому, что обычно Непомнящий работал аккуратно, а потому, что бригадир был рядом и ничего не заметил.

Еще утром мастер передал всю документацию на станину. Конструкция была сложная, и все-таки на планерке в «киоске» у Клюева было решено отдать станину бригаде Савдунина. Клюев предупредил мастера, чтобы швы, которые пойдут на проверку ультразвуком, варил сам Савдунин. «Остальное, — сказал он, — пацаны доварят».

Козлов и Володька принесли из кладовой электроды. Вся бригада собралась возле станины, и Соколов тихо сказал ребятам:

— Сейчас дядя Леша шаманить начнет.

Савдунин не слышал этих слов. Неторопливо он взял один электрод, поднял, разжал пальцы, и электрод звякнул о сварочную плиту. Он поднял его, осмотрел и довольно хмыкнул. Потом начал гнуть его возле уха.

— Трещит? — спросил Соколов.

— Вроде нет.

— Значит, сухой.

Ребята стояли, вытаращив глаза, и только Соколову все это было знакомо и привычно. Так Савдунин учил его проверять, хороша ли обмазка электрода, сухой ли он. Сырой начинает разбрасывать металл, дуга словно взрывается. А если плохая, обколотая обмазка стержня — будет у тебя «козырек», неравномерность сварки.

Все это Савдунин проделывал очень серьезно, пожалуй, даже торжественно. Через несколько минут все шестеро будто бы облепили станину. И вдруг Непомнящий, коротко выругавшись, откинул с лица щиток.

— Что у тебя? — спросил Шилов.

— Не видишь, что ли?

Шилов посмотрел — и потянул Савдунина за рукав.

Это был прожог. Края швов оплавились, стали неровными, зубчатыми.

Савдунин глядел на шов долго и хмуро, потом так же хмуро поглядел на Непомнящего. Он-то понял все сразу. Сам не проверил, а Непомнящий дал неправильный режим, вот и все. Увеличил силу тока, чтобы заварить побыстрей, да не справился. Теперь будут писать «браковку».

— Да-а, — сказал Лосев. — Значит, не один я варила.

Савдунин думал очень долго. Потом потыкал в шов пальцем и коротко приказал:

— Снять.

Снимать надо было целый лист; хорошо еще, Непомнящий не успел приварить его полностью. Придется ставить новый. А браковку все равно напишут.

— Ты здоров? — спросил Савдунин. Непомнящий отвернулся и не ответил. — Иди, — сказал Савдунин. — Скажешь, я отпустил.

Они стояли и смотрели, как Непомнящий идет к «киоску». Сейчас он получит разрешение на выход и уйдет. Соколов сорвался с места и догнал его:

— Слушай, ты на самом деле захворал или…

Непомнящий остановился. До «киоска» было шагов десять. Ничего не ответив, Непомнящий быстро пошел назад.

— Ладно, — сказал он Савдунину. — Считайте, ошибся два раза — в первый и последний.

За все эти месяцы еще никто не видел Непомнящего таким — не усмехающимся, не с колючим или насмешливым взглядом, а бледного, с прочно стиснутыми зубами и резкими, совсем старческими морщинами в углах рта. Как будто бы что-то сразу изменилось в нем за те минуты, что он шел сюда, обратно, от конторки начальника участка.

— Ладно, ты погоди, — сказал ему Володька. — Остынь малость. Мы сейчас этот лист снимем по-быстрому. («Не надо ему хвататься за работу, — думал он. — Пусть покурит. Ну и характерец! А вернулся все-таки»…)

Он не удивился тому, что рядом оказался Шилов. Ведь только что сам сказал — «мы». «Мы снимем». Но все-таки пришлось повозиться, прежде чем сняли этот лист. («Что это с ним? И на чем сорвался! — думал Шилов. — А первым-то за ним не я — Соколов побежал. Правильно»…)

— Давайте зачищу, — сказал Козлов. («Высунулся! Просили тебя!»)

Лосев вырубил ток, выбросил оплавленный электрод и, подойдя к ребятам, встал за их спинами. («Сбились в кучу, словно над утопленником. Первую помощь оказывают. Будут ковыряться до самого обеда».)

— Пусти-ка, — сказал он Шилову. — Я прихвачу только. Пшено все это. Сделаем — не подкопаешься.

Савдунин старался даже не глядеть в их сторону. У него была работа посложнее, и незачем отвлекаться. («Сами не маленькие. Ничего, справятся. У них в первый раз так. Может, даже хорошо, что Непомнящий напорол».)

В цехе никто этого не заметил, словно бы ровным счетом ничего не произошло. А, может, действительно ничего не произошло? И то, что случилось, — мелочь, обычное дело, вот поэтому-то никто ничего и не заметил…

Еще в автобусе, по пути домой, Володька подумал, что именно сегодня с ним самим произошло нечто такое, чему еще не было точного определения. Он, пожалуй, был слишком возбужден, чтобы стараться найти это определение, и вдруг вспомнил, как два года назад подполковник Лобода спросил его при знакомстве: «Хорошо работали?» «Обыкновенно», — ответил тогда Володька. «На таком заводе и обыкновенно? А хотите, поспорим, что, когда вернетесь на завод, захочется вам работать необыкновенно?» И вот все происшедшее сегодня, такое вроде бы обычное, внезапно обернулось почти праздничной необыкновенностью.

Родители были уже дома. Колянич, мельком взглянув на Володьку, спросил:

— Влюбился или выиграл в спортлото?

— Брось, старик, — усмехнулся Володька.

— Назови меня еще «предком», — посоветовал Колянич. — Теперь у вас это модно. Кстати, гаврики вроде тебя еще не уступают мне место в автобусе. Так что же произошло, если не любовь и не выигрыш?

— Знаешь, — сказал Володька, — у дяди Леши есть такая поговорка: «Похвали работу днем…»

— «…а день вечером», — закончил Колянич.

Володька кивнул.

— Сегодня у меня был хороший день, — сказал он.

Подходила суббота, а Непомнящий так и не решил — ехать ему в Ольгино, к отцу, или оставить в жизни все, как было. Но если отец появился в интернате, значит, что-то произошло — то ли заговорила поздняя совесть, то ли подошла одинокая старость. «В конце концов я должен… — начинал думать Сергей и тут же обрывал себя: — Ничего я не должен». Но время шло, и эти раздумья, ехать или не ехать, становились нестерпимыми. В пятницу он твердо решил: «Поеду. Может быть, мне хватит одного раза».