Евгений Воеводин - Похвали день вечером

После смены на него налетел Володька Соколов: «Завтра наши играют со шведами, приходи». Он махнул рукой. Все равно наши выиграют. Нет, он поедет за город. Просто так. Соколов понимающе кивнул: «Туристский взрыв, все рвутся к снежку, к соснам, и ты туда же?» — «И я туда же», — согласился Непомнящий.

Из раздевалки он ушел поспешно, будто боясь, что кто-нибудь еще начнет уговаривать его и уговорит — в кино, на хоккей, просто посидеть вечерок… Он вскочил в автобус и вылез у Невского универмага. Надо было все-таки что-то купить отцу, какой-нибудь подарок. Не с поллитровкой же являться для знакомства, в конце концов!

Портсигар? А если он не курит? Непомнящий переходил от одного прилавка к другому. Его толкали. Народу в этот час было много, и он с трудом пробирался к прилавкам. Настольная лампа, бюст Пушкина, кувшин со стаканами? Ему нравились и лампа, и бюст Пушкина, и кувшин — все это он охотно купил бы самому себе. А нужны ли они отцу?

И вдруг увидел рубашки. Они лежали на полках точь-в-точь, как там, в маленькой комнатке Марии Тимофеевны, и Сергей подумал, что рубашка нужна человеку всегда. И никого не было у прилавка. Девушка-продавщица стояла, прислонившись к полке, и водила пилкой по ногтям.

Лучше всего взять белую. А размер? Опять вспомнился огромный человек, входящий в комнату с зеленым медведем. У него самого — сороковой; отцу, наверное, надо сорок второй или даже сорок четвертый.

— Покажите мне вон ту, — сказал Сергей. Девушка мельком поглядела на него.

— Это сорок четвертый, вам велика.

— Я знаю, — резко сказал Непомнящий. — Я беру не для себя.

— Пожалуйста, — сказала девушка, доставая рубашку. — Пожалуйста, — повторила она.

— Выпишите мне чек.

— Пожалуйста, — сказала продавщица в третий раз.

— Спасибо, — буркнул он, беря чек. Девушка улыбнулась. Она была небольшого роста и глядела на Сергея снизу вверх. «Совсем девчонка, — подумал Непомнящий. — Зря я так…» И неожиданно для себя самого объяснил: — Это я отцу.

— А-а, — понимающе кивнула она. — У вас-то, наверное, сороковой.

— Сороковой, — подтвердил Сергей.

Когда он вернулся с чеком, рубашка была уже упакована, и девушка снова улыбнулась, протягивая покупку:

— Поздравьте папу.

— Что? — не сразу понял он. — А, да, конечно.

«Совсем девчонка, — снова подумал он. — Зря только губы мажет. Хочет казаться старше, дуреха!»

Утром он уехал в Ольгино.

Он думал, что ему придется долго искать улицу и дом, указанные на бумажке. Оказалось, дом стоял почти рядом со станцией. За невысоким забором, словно стиснутый с боков другими домами, был этот. Старый, давно не крашенный, с маленькими окошками, за которыми виднелись тюлевые занавески, заколоченной маленькой верандой — таким увидел его Сергей и вдруг подумал, что, может быть, в этом дворике он научился ходить, играл, пока не оказался там, в детдоме.

Но память не отозвалась ничем. Он стоял возле приоткрытой калитки, еще не решаясь войти, подняться на крыльцо, постучать и увидеть отца. Ему было просто страшно, как всегда бывает страшно перед чем-то неизвестным и неожиданным.

Сергею даже захотелось, чтобы дома никого не было. Но над длинной железной трубой курился дымок, и он шагнул в узкий дворик, на тропинку, вдоль которой торчали, прутья кустов. Он пересиливал себя и шел, словно делая это назло самому себе. На самом деле он пересиливал страх. Ему показалось, что он не просто постучал в дверь: стук был оглушительным.

Дверь открылась сразу же.

Они долго разглядывали друг друга. Сергей видел невысокого, совсем седого мужчину лет шестидесяти пяти; крупные морщины спускались от носа к уголкам рта; рот был прямой и узкий, как щелочка меж этих морщин.

И седые брови над очками.

Потом Сергей увидел старенький свитер, меховушку-безрукавку, тоже старенькую. Значит, не очень-то хорошо живет отец. В том, что это отец, он не сомневался, хотя не мог себе объяснить эту уверенность.

— Ты ко мне? — спросил тот.

— К вам.

— Сергей? — спросил тот.

— Да.

— Заходи, — отец посторонился, пропуская его в полутемную прихожую. — Прямо иди, там разденешься.

Ему пришлось нагнуть голову, когда он входил в комнату с маленькими окнами. Отец вошел следом и закрыл за собой дверь.

— Большой ты вымахал, — заметил он. — Раздевайся, садись, если пришел.

Он говорил так, будто они не виделись несколько дней, а не много лет. Да что там лет! Всю жизнь, так-то сказать. Но такая встреча вполне устраивала Сергея. Если б отец полез целоваться, он бы, наверное, оттолкнул его.

Он снова повернулся к отцу.

— Что? — хмыкнул тот. — Не узнаешь? Конечно, не узнаешь. Где тебе узнать! Я бы тебя тоже не узнал, наверное. А я не думал, что ты придешь. Открытку от твоей няньки получил и подумал — нет, не придет. Значит, потянуло?

— Какую открытку? — спросил Сергей.

— Ну, что адрес тебе уже даден и все прочее.

Он оглядывал Сергея с откровенным любопытством, будто попал в музей и наткнулся на какую-то непонятную штуковину. Сергей же отвечал ему хмурым, настороженным взглядом. Значит, ошибся. Вовсе не позднее раскаяние или одинокая старость заставили отца поехать туда, в интернат, а вот это ничем не прикрытое любопытство! Не надо было приезжать. Но теперь не надо уходить. Пусть смотрит. И разговор у них будет. Будет разговор! Все надо выложить начистоту!..

Ему стоило труда подавить это внезапное злое чувство. Надо говорить спокойно.

— Ну, будем знакомиться? — спросил он.

Отец захохотал и тут же раскашлялся.

— Ты меня на «вы» величать думаешь?

— Так ведь незнакомы же…

— Ладно тебе, — махнул рукой отец. — Давай, снимай свой нейлон-перлон, я повешу… Вот так-то лучше. Водки нет, да и не могу я водку уже. Вот — чернила пью. — Он нагнулся и, достав из-под стола длинную, похожую на кеглю, бутылку дешевого портвейна, покачал в руках. Потом пододвинул чашку. — Давай для знакомства.

— Я не пью, — сказал Сергей.

— И хорошо, — торопливо и обрадованно кивнул отец. — Вредно, да и мне больше останется. За твое здоровье.

Он выпил залпом целую чашку. Острый кадык ходил вверх-вниз под морщинистой кожей.

— Где мать? — резко спросил Сергей.

— Мать? — удивился тот. — Анна-то Семеновна? На Тарховском. Тебе-то в ту пору годика три было.

— Почему вы меня отдали в детдом?

Он не садился. Ему надо было выяснить это и еще кое-что, и только тогда уйти. Стоило ли садиться?

— Ас кем тебя было оставить? С кошкой, что ли? Вот ты чудак какой!

— А потом?

— Что потом?

— Вы ни разу… Ни разу даже не захотели…

У него вдруг перехватило горло.

— Не мог я, — тихо сказал отец. — Сто раз хотел и не мог. На Дальний Восток подался за длинным рублем. Вернулся, вот эту хату купил… Жена была, не то что твоя мать. Во — железка, рельса была, а не женщина! Ну, а потом… Отвык, стало быть, помаленьку.