Евгений Воеводин - Похвали день вечером

О рубашке, купленной отцу, Сергей просто-напросто забыл. Она лежала в тумбочке, на нижней полке, куда он вообще не заглядывал. Он вспомнил об этой рубашке в конце апреля. Подходили праздники, и Сергей подумал, что надо будет еще раз съездить в Ольгино — быть может, в последний раз. Ему не хотелось ехать, и в то же время тянуло, потому что из памяти не выходил плачущий, старый, одинокий человек.

Рубашку, конечно, не обменяют. Если только там, в универмаге, не будет той девушки. Да и она, наверное, ничего не сможет сделать. Сколько времени прошло — почти полтора месяца! И все-таки однажды, вернувшись с работы, он вытащил из тумбочки сверток с надписью на бумаге «Благодарим за покупку» — и поехал. Ему очень хотелось, чтобы в отделе была та девушка…

Сергей увидел ее еще издали. У прилавка было человек пять или шесть, и он решил обождать. Он стоял далеко от прилавка и глядел на продавщицу, злясь, что покупатели так долго копаются. Как будто лошадь торгуют на ярмарке, а не рубашки покупают. Мысленно он подгонял этих праздных людей, снова поглядел на девушку и вздрогнул: взгляды встретились. Девушка улыбнулась, и Сергей медленно двинулся к прилавку.

Неужели узнала? Или это случайная улыбка, быть может, даже предназначенная вовсе не ему? Он подошел в поздоровался; девушка ответила кивком и отвернулась к покупателям:

— Других нет… И чешских нет… Не ждем…

«Отшивает, — подумал Сергей. — Ну и молодчина!»

Они стояли друг против друга, разделенные узкой полосой прилавка, и опять девушка глядела на Сергея снизу вверх, улыбаясь подкрашенными губами.

— Понравилась папе рубашка? — спросила она.

— Нет, — сказал Сергей. — Велика оказалась. Может быть, еще не поздно поменять?

— Мы не меняем, — сказала она. — А вы что, его размера не знаете?

— Я его вообще не знал, — тихо ответил Сергей. — Первый раз тогда и увидел…

— Как же это? — растерянно спросила она.

— Да так вот. Ну, нельзя так нельзя…

— Погодите. — Она развернула бумагу, кинула рубашку на полку. — Какой вам нужен?

— Не знаю. Не в этом дело. — Он поморщился от того, что не сдержался, сказал лишнее. Ну, а девчонка, само собой, растрогалась, может быть, даже пожалела его — до чего противно! Как будто он из-за десятки здесь давится! Сергей повернулся и пошел.

— Да погодите же! — Девушка обогнула прилавок и догнала Сергея. Теперь между ними не было этой деревянной доски. Оказалось, она еще меньше ростом — как странно! Должно быть, там, за прилавком, у нее какая-нибудь подставка или что-нибудь в этом роде. Совсем пигалица.

— Как же так? — спросила она. — Как же вы можете уйти? Я же сказала, что поменяю.

Она держала Сергея за рукав куртки, словно боясь, что он все-таки уйдет, и сама не замечала этого, а когда заметила — отдернула руку и покраснела.

— Спасибо, — глухо сказал Сергей. — Наверное, номера на два меньше.

Ему не хотелось уходить, но все было кончено. Ему хотелось другого: чтобы девушка снова сказала «погодите». Он не мог напрашиваться сам — проводить ее или, может, в кино… Он не умел этого делать. Сейчас он уйдет, и все.

— Спасибо, — снова сказал он, беря другой сверток. — Выходит, я вас разжалобил, а? Ну, а если наврал?

— Нет, — ответила девушка. — Не наврали.

Сергей вышел из универмага и сел на скамейку в сквере. Сейчас семь часов. В восемь универмаг закрывается. Она выйдет в начале девятого. «Тогда я все-таки догоню ее и тоже возьму за руку. Конечно, я ее разжалобил. У нее даже глаза стали, как две мокрые пуговицы».

Прошел час, потом потянулись очень медленные минуты. Он сидел и смотрел, как из дверей выпускают последних посетителей. В окнах универмага огни горели по-прежнему. А что, если у нее какое-нибудь совещание?

Прошло еще полчаса. На скамейке рядом с Сергеем никого не было, и когда кто-то сел, он даже не заметил этого. Он глядел туда, на двери.

— А я обычно через служебный ход иду, — сказала девушка. — Вы, наверное, замерзли?

Это было так неожиданно и так счастливо, что Сергей не ответил. В пальто, в пуховой шапочке девушка выглядела совсем иначе, и Сергей испугался, что, если бы она выходила через эту дверь, он не узнал и пропустил бы ее.

Ну, разумеется, она великолепно понимала, что он ждет здесь не кого-нибудь, а ее. Простота, с которой девушка сообщила о служебном ходе, лишь подтвердила это. В том, что происходило сейчас, не было никакой игры, никакого ломанья или недоговоренностей.

— Полтора часа просидеть! Конечно, замерзли. Пойдемте, проводите меня.

Сергей поднялся со скамейки. Ему было очень спокойно, как будто до этого уже сто раз он сидел здесь и ждал, и ничего особенного не случилось: дождался, увидел, пошел проводить… Было скользко — он взял девушку под руку, все с тем же спокойствием, ничуть не робея и не спрашивая разрешения.

— Мне еще за картошкой надо зайти и за хлебом, — сказала она. И это, такое обыденное, только прибавило Сергею спокойствия.

— А вы знали, что я вас жду? — спросил он.

— Конечно! Только все наши ухажеры с другой стороны ждут, вон там. А я сразу сюда пошла…

— У вас хорошая память.

— Потому что я вас запомнила? — Девушка засмеялась. — Еще бы! Обычно парни лебезить начинают и хвостами мести: «Разрешите, я вас провожу? Как вас зовут? Что завтра вечером делаете?» А тут появляетесь вы…

— …И начинаю хамить, — усмехнулся Сергей.

— Да, — кивнула она.

— А, может, у меня такой метод знакомства?

— Ну, что вы все время на себя наговариваете? — с досадой сказала девушка. — Будто бы я не вижу.

— Так все-таки как вас зовут? — спросил Сергей.

— Катя.

— А меня — Сергей. Вот и сработал мой метод.

— Перестаньте, пожалуйста!

Он снова испугался — на этот раз, что обидел ее своей глупой болтовней, и вот сейчас Катя выдернет руку и уйдет, убежит от него.

— Просто я не умею шутить, — сказал Сергей.

— Да уж, — подтвердила Катя.

— Я помогу вам поднести до дома картошку и хлеб, и, если вы не захотите, больше никогда…

— Вы же знаете, что я отвечу, — сказала Катя. — Зачем же петлять? А картошку, конечно, поднесете и поднимете наверх. У нас лифта нет, тащить на пятый этаж — удовольствие среднее.

С двумя пакетами картошки в руках он поднялся на пятый этаж. Катя позвонила. Дверь открыл толстый усатый мужчина в голубой рубашке и подтяжках поверх нее.

— Заходите, — сказала Катя. — Тащите картошку на кухню, потом я вас познакомлю.

Толстый усач в подтяжках посторонился, пропуская Сергея в узенький коридор.

У нее была отдельная комнатка — маленькая, тесная, с полками, туго забитыми книгами, репродукциями на стене, узеньким диванчиком и маленьким столом. Казалось бы, ничего лишнего, и все-таки здесь был тот теплый, хороший уют, который умеют создавать только женщины.