Евгений Воеводин - Похвали день вечером

— Садись, дядя Леша, — тоскливо сказал Клюев. У него был вид человека, замученного зубной болью. — Догадываешься, о чем надо поговорить?

Савдунин кивнул.

— Вас в цехе только трое таких, — продолжал Клюев. — Ты, он (Клюев ткнул пальцем в Бабкина) да Панчихин. Ну, сорвался человек, за худой деньгой потянулся. А неприятности могут быть большие. Весь завод уже гудит. Жаль терять настоящего рабочего. Ты как думаешь?

Савдунин молчал. Что он мог сказать? Да, дурак оказался. На чем зарабатывал? С одной стороны — государственное имущество, с другой — людское горе. Подлость?

— Что ж ты молчишь? Неужели тебе-то не жалко?..

— Жалость ни при чем, — сказал Савдунин. — Судят за это.

— Брось, дядя Леша, — поморщился Клюев. — Мы здесь не на митинге. Все свои. Вытаскивать дурака надо. Панчихин в заводе не последний человек, сам знаешь. Мы с Бабкиным решили заступиться за него. Очень тебя прошу…

Савдунин поднялся со стула и начал медленно натягивать берет. Клюев и Бабкин глядели на него снизу вверх, ожидая ответа и уже зная, что именно он ответит.

— Нет, — сказал Савдунин, — не могу. Как же это — не по совести?..

— Ладно, — устало махнул рукой Клюев. — Будь здоров, дядя Леша.

Бабкин остался у начальника участка.

Савдунин не знал, что в это же время Непомнящий и Лосев оказались вместе в битком набитом трамвае. Они не разговаривали с того самого вечера, когда Непомнящий ударил его.

Сейчас Непомнящий старательно отворачивался к окошку, но Лосев все-таки сказал:

— Ну, хватит, может быть? Все-таки вместе живем. Давай считать — квиты. Слышишь?

— Слышу, — он повернулся к Лосеву; черные глаза поблескивали недобро и насмешливо. — До чего же ты простой человек, Лосев! Огурец, а не человек. Девяносто восемь процентов чистой воды.

— Значит, не услышал, — с досадой ответил Лосев. — Я думал, лучше уж худой мир…

— Врешь, братец! — усмехнулся Непомнящий. — Дело не в том. А в том, что твоего дружка под жабры взяли, вот ты и начал искать себе других. Разве не так?

— Нет, не так, — сказал Лосев. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, дело твое, конечно… Но когда я сегодня узнал, что он сам эти оградки… Я же на него как на бога смотрел. Еще бы! Сам Панчихин!

— Да брось ты! — зло сказал Непомнящий. — Все равно не верю. У обоих у вас одно и то же на уме — выпить да закусить.

— Ну, извини, — отворачиваясь, сказал Лосев. Он даже отодвинулся от Непомнящего, насколько мог, в этой толпе едущих. Через две остановки им выходить. Лучше выйти сейчас, чтоб снова не оказаться вместе по дороге в общежитие.

— Погоди, — сказал Непомнящий. — Вот, место освободилось, садись.

— Нам выходить.

— Садись, — по-прежнему зло не сказал, а приказал Непомнящий. — Поедем, куда я скажу. Понял?

— Права качать будем? — прищурился Лосев. — Не советую.

— Какие там права? Я тебе даже бутылку водки куплю — пей. С одним человеком хочу познакомить. Вместе и выпьете.

Лосев глядел на него растерянно, пытаясь догадаться: что это? На трепотню вроде бы непохоже, да этот парень вообще не трепач.

— С каким человеком? — все-таки спросил он.

— Долго рассказывать. Ну, с моим отцом, если хочешь.

Лосев изумленно поднял брови. То есть как это — с отцом? Говорили, что Непомнящий — круглый сирота, детдомовский, а, оказывается, — отец есть?

— Ты же…

— По дороге узнаешь. Ну как, согласен? Бутылка за мной.

— Согласен, — ответил Лосев. Все-таки его не покидало чувство какого-то подвоха. Что-то здесь было не так. «С чего бы это Непомнящему понадобилось тащить меня к своему папане, да еще за здорово живешь покупать полбанки?» Он согласился, потому что день впереди был пустой — ладно, пусть ведет к папане, поглядим…

А для Непомнящего это решение — поехать к отцу именно с Лосевым — было настолько неожиданным, что уже через минуту он пожалел, что позвал Лосева. Ему вдруг представилась эта мрачноватая, с маленькими оконцами душная комната и человек, которого он не мог и не хотел называть отцом — зачем же ехать, да в добавку не одному? «Ничего, — подумал он. — Может быть, поймет. Должен же понять…»

Пути назад не было. В Ольгине в магазине он, как и обещал, купил бутылку водки. Он шел стремительно, не обходя лужи, и Лосев едва поспевал за ним. Вот открытая калитка. Дымок над длинной трубой. Отец дома. Стук в дверь опять оглушителен, как короткая пулеметная очередь.

— Я не один, — сказал Сергей, когда отец открыл дверь. — Это… Словом, работаем вместе, в одной бригаде.

Отец посторонился, пропуская гостей. Непомнящий не глядел на него и не заметил, что старик улыбается как-то жалко, и в то же время радостно.

Потом отец суетился: сейчас поставим картошку или, может быть, яичницу сварганим? Конечно, гостей он никак не ждал, поэтому дома ничего особенного нет. Непомнящий поставил на стол бутылку, и отец удивленно поглядел на Сергея.

— Ты же говорил, что но пьешь.

— А я и не буду. Пейте вдвоем.

Лосев вздрогнул. Несколько минут до этого он разглядывал комнату, неприбранную, давящую — и вдруг понял, зачем Непомнящий привез его сюда.

— Нет, — сказал он. — Я, пожалуй, тоже не буду.

Отец быстро приготовил яичницу и поставил сковородку на стол, рядом с бутылкой. Откуда-то из глубины комода вынул три тарелки. Вилки были старые, алюминиевые, гнутые — не иначе, как из какой-нибудь столовой.

— Что ж, выходит, мне одному?

— Не надо вам, — тихо и мягко сказал Сергей, отодвигая бутылку. — Посидим просто так.

Он заметил, что отец был уже навеселе, и знал, что он не послушается. Так и случилось: отец потянулся через стол и взял бутылку.

— Не надо, — повторил Сергей. — Это я для него вот… для приятеля. Вы же говорили, что не пьете водку, только вино.

— Ничего, ничего, — торопливо сказал отец, отдирая жестяную крышку. — Пойдет, пойдет, голубушка. Спасибо вам, уважили старика. Я понимаю, понимаю тебя — вот сидишь и переживаешь, что выпью, да? А ты думай, что она для меня сейчас вроде лекарства.

Он пил водку один, пил жадно, и словно бы расползался на глазах: опьянение оказалось мгновенным. Прошел час. Отец пытался петь, потом плакал, потом смеялся, рассказывал, как на фронте однажды языка приволок — вот она здесь, статья, в газетке! Все истинная правда! А затем он уронил голову на стол и заснул, пробормотав напоследок: «Эх, орлом был, вороной стал…»

Сергей осторожно снял с него очки и кивнул Лосеву: помоги перенести на кровать. Снял с отца ботинки. Прикрыл ноги краем одеяла. Все. Теперь можно идти. Дверь защелкивается на французский замок…

И опять, оказавшись на свежем воздухе, он почувствовал облегчение.

— Ты поезжай домой, — сказал он Лосеву. — Я немного погуляю.

— Хорошо, — глухо отозвался Лосев. — Ты давай, не сердись на меня. А старика-то жалко все-таки. Ты, между прочим, дверь не закрыл.