Евгений Воеводин - Похвали день вечером

Если какую-либо деталь «заворачивали» из БТК, приемщица обводила мелом часть шва и писала — «Переварить». На этот раз «мел» был огромным: в конструкции, проверенной рентгеном, обнаружили трехсотмиллиметровый непровар. Как положено, из БТК к начальнику участка поступила «браковка»; Клюев поморщился и сунул ее в ящик стола. Потом сам пошел искать мастера, отозвал его в сторонку и сказал:

— Сними двоих ребят из бригады Савдунина. Там на СК-17 Бабкин поднапахал, надо доделать.

На подварку пошли Шилов и Непомнящий.

Ничего особенного в этом не было. И прежде случалось, что ребят с разрядом пониже посылали на подварку. Обычное дело.

Но и в тот день, и назавтра Шурочка не проставила на экране ни одного «синяка». Так сошла Бабкину «браковка». Если бы Клюева все-таки спросили, зачем он покрыл Бабкина, ответ у него был уже готов: у человека ответственный концерт, говорят, даже из филармонии и обкома профсоюза будут гости, вовсе незачем портить ему настроение.

На концерт Бабкина Непомнящий пригласил Катю. Вообще говоря, он не пошел бы, но Бабкин сам передал ему пригласительный билет и не пойти было просто неудобно. Катя согласилась — у нее как раз отгул за субботу, и Непомнящий зашел за ней.

— Ты подожди в столовой, пока я переоденусь, — сказала Катя. — Или, если хочешь есть, иди на кухню и приготовь себе яичницу.

Он взял газеты и остался в столовой. Было слышно, как Катя хлопнула дверцей шкафа — должно быть, достала платье. Он не мог читать: вот она начала переодеваться — зашуршала одежда…

Потом Катя вошла в столовую. Он увидел ее всю, словно бы охватил одним взглядом, — и замер.

— Я тебе нравлюсь? — спросила Катя, поворачиваясь на каблуках.

Непомнящий не ответил. Он сидел, глядел на Катю и думал, что вот эта девушка, совсем девчонка, ни с того ни с сего притащившая его сюда, за несколько месяцев перевернула в нем все. Как, чем? На это он не мог ответить. Он просто приходил сюда, просто сидел, просто разговаривал — с ней, с ее отцом, матерью, подругами — и все. Было в этом доме и, главное, в ней, Кате, что-то такое, рядом с чем он не мог быть прежним. Не мог быть язвительным, например. Или раздраженным. Его ничто не раздражало в Кате. Даже вот это кокетливое: «Я тебе нравлюсь?»

— Что ж ты молчишь?

— А что я должен сказать?

— Ты тюлень, Сережка. Так и не понимаешь, что женщине обязательно хочется услышать о себе что-то такое…

— Ну, а если я не умею?

— Что поделать, — вздохнула Катя. — Пошли?

Было тепло. В этот вечерний час навстречу им попадались только очень хорошие и все понимающие люди. Вернее, так казалось. Непомнящему. В вестибюле Дома культуры его хлопнул по плечу Шилов. Он тоже был не один. Рядом с ним стояла невысокая, с острыми плечами, в простеньком клетчатом платье девушка.

— Сестра, — кивнул на нее Шилов. — Увязалась се мной. Скоро остальные подрастут — представляешь, какая у меня будет жизнь? — Но ворчал он с удовольствием, его так и распирало от гордости старшего. — Сядем рядом?

— Знакомься, — сказал Непомнящий. — Это Катя.

— А вы Шилов, — сказала Катя.

— Ну, — смутился Шилов, пожимая протянутую руку, — зато я тоже догадался, как ваша фамилия.

— Как?

— Мисс Холмс, — пошутил Шилов.

Они поднялись в зал.

Ощущение праздника не покидало Сергея. Ему нравилось и то, что в зале было полно знакомых (все из второго сборочного), он кивал им, они — ему и тут же глядели на Катю. Ему было приятно, что все смотрят на Катю.

— А где остальные из твоей бригады? — спросила Катя.

Непомнящий пожал плечами. Соколов в отпуске, еще не вернулся. Козлов у больной матери — вернее, сегодня ее выписывают. Ну, а Лосев, наверное, возится с сынишкой. Теперь у него все разговоры: «Мы с Кирюхой…», «Вчера мой Кирюха…», «А у Кирюхи…».

Она взяла Сергея под руку. Так ей было удобней сидеть — или это была короткая ласка?

Когда на сцене появился Бабкин, ему долго хлопали. Что ни говори, а все-таки свой. Пожилая женщина-аккомпаниатор заняла место за роялем. Но Непомнящий не замечал того, что происходило там, на сцене, не слышал музыку — только сидел и думал о девушке, которая была рядом и держала его под руку.

А Кате нравилось все. Ей всегда нравилось все, что было предназначено доставлять удовольствие. И ей нравилось, что вокруг так торжественно, начиная от мужских белых воротничков и кончая красным бархатным занавесом. Сегодня ей нравилось, что многие мужчины оглядывались на нее. И то, что рядом был Сергей и что она держала его под руку, ощущая его силу.

— Как здорово! Правда? Если бы ты не сказал, что он сварщик, ни за что бы не поверила! — говорила она Сергею.

Хорошо ли играет Бабкин, он не очень понимал. А сам смотрел, как легким движением головы Катя отбрасывает прядь волос, и сквозь гул голосов и аплодисментов слышал только мягкий звук ее ладоней.

Пожалуй, в другое время он вдосталь посмеялся бы над тем, как выглядел Бабкин. Лицо у него сделалось отрешенным — иначе это выражение нельзя было назвать. Играя, он дергал головой, плечами, точь-в-точь так, как это делал один знаменитый музыкант.

«Во даст!» — сказал кто-то сзади. Непомнящий словно бы очнулся, когда в зале раздался смех. На сцену выбежала Шурочка с букетом цветов, и опять-таки это было «как на самом деле»: Бабкин, ловко изогнувшись, поцеловал Шурочке руку и шаркнул ногой, а Шурочка покраснела и сделала книксен. «Во дает!» — снова восторженно сказали сзади. Катя засмеялась.

Непомнящий опять ничего не видел и не слышал. «Я должен сказать. Сегодня же. А там пусть будет все, что угодно. Прогонит, засмеет, назовет дураком — все равно…»

Праздник жил в нем, и его не могли отравить даже эти мысли о том, что будет через час, после концерта! Он скажет ей все там, на улице, по дороге домой. Это удобнее всего. Он уже знал, что скажет.

Тишина, которая встретила их потом, на набережной, была удивительной. Хотя он предвидел ее заранее. Ощущал и этот ветерок с залива, который ударил им в лицо, едва они вышли к Неве.

Приготовленные заранее слова куда-то ушли, новые казались неуклюжими. Девушка, которая опиралась на его руку, была весела и, разговаривая, поднимала к нему лицо, так забавно сморщенное от ветра. Но она ничем не хотела ему помочь. Сергей слова не мог выдавить из себя. Все слова он потерял, когда с последней решимостью нащупал холодные Катины пальцы и сказал:

— Ты замерзла. Давай сядем в автобус.

Возле ее дома Сергей остановился.

— Ты не зайдешь?

— Уже поздно, Катя.

— Спасибо, — сказала она, приподнялась, быстро поцеловала его и, также быстро повернувшись, исчезла в дверях.

Сергей вынул пачку сигарет, там оставалось две или три штуки. Сунул одну в рот, начал хлопать по карманам — спичек не было. Пустой коробок он выкинул еще там, в Доме культуры, а купить спички в буфете забыл.