Владимир Монастырев - Ходи прямо, хлопец

Иванцов выходит на шоссе, по которому бегает утренний кросс Михаил Денисенко, встречает и провожает его долгим взглядом. Денисенко выглядит внушительно — рослый, плечистый, тренировочный костюм вот-вот лопнет по швам на его могучем торсе. Крупная голова с черными курчавыми волосами прочно сидит на литой шее. Хорош, ничего не скажешь!

На тренировках Денисенко работает, как легковес, — подвижен, резок, удар у него, особенно с правой, силен — бьет, точно молотом: великолепный боец, которого, кажется, невозможно победить. Но Андрей, несмотря на то, что был легче противника почти на десять килограммов, победил его на ринге.

Задумывался Иван Филиппович и над тем, почему на эти сборы не пригласили Степана Степановича Лупко, тренера Денисенко. Случайно это или федерация бокса охладела к Лупко? В подводных течениях, которыми одного тренера вдруг выносило на поверхность, а другого забивало в глубину, Иван Филиппович разбирался неплохо, однако сколько-нибудь вразумительный ответ на последний вопрос дать себе не сумел. А не задаваться им вовсе не мог: как там ни крути, а полагал он себя тренером не хуже самого этого Лупко и в глубине души, нисколько не злорадствуя, считал справедливым, что ему, Иванцову, на этот раз отдали предпочтение.

Все пока шло неплохо и было бы вовсе хорошо, если бы не ленинградское знакомство Андрея. Незачем ему отвлекаться от главного, а девушки отвлекают, и весьма опасно. Андрей и раньше, случалось, знакомился с девушками, но то все были несерьезные знакомства, а тут…

Иванцов видел Надежду в спортклубе Дома офицеров, и она решительно ему не понравилась. То есть она понравилась, и ничего худого про нее он сказать не мог, но это-то как раз и было плохо. Такие, как Надежда, могут наделать больше всего беды, и у Ивана Филипповича прямо-таки предчувствие появилось, что тут дело добром не кончится. Тем более сборы на Карельском перешейке, у Ленинграда под боком. Завезли бы их куда-нибудь подальше, в Ташкент, что ли. Нет, надо было здесь оставить. И вот результат — Андрей просится в город. Не пустить? По под каким предлогом?

Увидев Дугина, перебегающего шоссе, Иван Филиппович вздохнул и пошел ему навстречу. Он подождал, пока Андрей сделал зарядку, ища к чему бы придраться.

Придраться, увы, было не к чему: и разогрелся Андрей хорошо, и упражнения делал без лени. Рядом, не торопясь, они пошли к своей даче.

— Ты когда ехать-то собираешься? — спросил Иван Филиппович.

— Завтра, — ответил Андрей.

— Почему именно завтра?

— Я же говорил: Надежда завтра защищает диплом. Приглашала.

— Что тебе ее диплом? — ворчливо заметил Иванцов.

— Интересно.

— Ну, был бы ты с ней знаком давно, тогда — конечно, а то без году неделю знаете друг друга и — пожалуйста. Не пойму я нынешнюю молодежь…

Иванцова раздражало собственное бессилие. Он понимал, что говорит не то, но придумать что-то убедительное не умел. И уцепиться не за что: Андрей не хитрил с ним, не финтил, не скрывал. Позавчера позвонил в Ленинград и сразу же явился с просьбой и все выложил: и про диплом и что пригласили его. Был бы он женат, Иванцов сразу б его приструнил, а холостому что скажешь?

Они подошли к даче, которую арендовали для спортсменов. Андрей толкнул калитку и посторонился, вежливо пропуская Иванцова. И в том, как это было сделано, Ивану Филипповичу почудилась усмешка.

Из сарайчика, где оборудована душевая, пригибаясь под низкой притолокой, выбрался Денисенко.

— Он-то никуда не просится, — кивнул Иванцов в сторону динамовского тяжеловеса, — работает как вол.

— Я тоже работаю, — спокойно возразил Андрей.

Нет, сегодня Иванцову положительно не везло. Бывало, Андрей от пустяка вспыхивал, а нынче невозмутим и неуязвим.

— Ладно, — сказал Иван Филиппович, — только не задерживайся, к отбою чтобы как часы, а то неприятности будут.

Андрей никогда раньше не бывал в здании Академии художеств, но конференц-зал нашел без труда. Круглый и светлый, с золотобуквенными мемориальными досками на стенах, он понравился Андрею. Хотелось видеть этот зал свободным от всякой мебели, но сейчас он был заставлен узкими диванами с кожаной обивкой и стульями. Они стояли полукругом и были обращены к щитам, на которых размещали свои работы дипломанты. Комиссия сегодня сидела против щитов, спиной к зрителям.

Андрей пришел в тот момент, когда служители вносили в зал картину очередного дипломанта. Полотно было большое, заключенное в массивную раму, и два человека несли его не без труда. Покряхтывая, они протиснулись в дверь. Андрей уступил дорогу и вошел вслед за картиной.

Он поискал глазами Надежду, не увидел ее и сел на краешек кожаного дивана.

Картину установили, и Андрей смог оценить огромное полотно по достоинству. Изображались на нем люди, высадившиеся на полюсе. Четыре человека в унтах и теплых куртках, в меховых шапках и рукавицах, похожих на боксерские перчатки. Полярники уже утвердили флагшток и поднимали красный флаг, который весело полоскался в арктическом небе. Видимо, заваривалась изрядная метель, потому что снежинки летели косо через все полотно, из одного угла массивной рамы в другой. На белом снегу отпечатались глубокие следы полярников, отмеченные грудками снега.

Полотно показалось Андрею значительным, он даже удивился, что выпускник института смог написать картину, которую, наверное, сразу можно представить на премию. Он ожидал, что комиссия дружно ахнет от восторга. Но комиссия почему-то не ахала.

Встал и коротко (а чего тут распространяться?) высказался автор картины. Он сказал, что хотел в полную меру показать наше героическое время и наших героических советских людей.

Андрей разглядывал автора с пристрастием. У него были черные, коротко стриженные волосы, розовые бритые щеки и черная бородка с усиками. Голову он откидывал назад, гордо и независимо. Был в его наружности изъян: яркие пунцовые губы он все время держал приоткрытыми, что придавало лицу глуповатое выражение. Андрей не без огорчения подметил этот недостаток и подумал, что, наверное, у дипломанта полипы и надо бы ему их удалить — не бог весть какая операция.

Тем временем к дипломной картине пригласили рецензента. Вышла невысокая круглая дама с двойным подбородком, сливавшимся с короткой шеей. Сквозь очки без оправы глядели выпуклые глаза.

Вежливо, не допуская резких выражений, дама не оставила от картины камня на камне. Несовершенная живописная техника… унылое однообразие в изображении людей…

— Обратите внимание, — обернувшись к жюри, с доброй улыбкой говорила круглая дама, — на подбородки полярников: они одинаково выдаются вперед — и у первого, и у второго, и у третьего… Автор хотел, видимо, подчеркнуть волевые качества полярников и не нашел ничего лучшего…