Владимир Мирнев - Дом на Северной

— Как так? Для чего как? — спросил старик. — Как для чего? Именно: для чего?

— Живете для чего? — повторил вопрос Гаршиков.

Старик ошеломленно повел глазами, не зная, что и ответить, сидел так минуты две, потом подскочил, точно ужаленный.

— Именно! Как, для чего? — громко проговорил старик. — Именно!

— Для людей, — ответил Юра и принялся за огурец. — Глупо будет, если только для себя.

— Но для чего? — взмолился Гаршиков, поведя рукой кругом. — Для чего? Они, мы, все… Для чего? Вот в чем вопрос. Быть или не быть? Но сейчас можно так вопрос и не ставить. Старо. Для чего?

— Тоже для людей, — невозмутимо ответил Юра, уверенный больше чем когда-либо в своей правоте. — Не для чего, а для кого. Ответ: для ближнего человека.

— Нет. Трижды нет. От имени всего человечества говорю: нет. Далеко не научный ответ. В своей обыденной, обывательской правоте вы чудовищно правы, но если копнуть поглубже, снять второй пласт, если…

— Нет. Нет. Нет, — согласно проговорил Иван Николаевич, благодарными глазами уставившись на Гаршикова. — Соломенным волом не орать, сенным конем не воевать. «Изжени из него всякого лукавого и нечистаго духа…» — вот какой ответ дает вековая мудрость.

— Не знаю, какая там мудрость, но подозреваю, и не без оснований, безусловно, что ответ добудем не скоро. Вопрос без ответа — это все равно что солнце без тепла. Красиво, но паршиво: не греет. Любые ответы породят новые вопросы. Ответа не может быть. Никто не знает. Так устроена жизнь, что вопросы могут возникать, но чем больше опыта накапливается у ученых, тем меньше шансов получить ответ. Никто не знает. Но этот вопрос ведет в бессмысленность. И, как недавно установили ученые, на земле есть два вопроса, которые, как мне кажется, не имеют и не должны предположительно иметь ответа. Почему Вселенная бесконечна? И как это так вдруг — без конца и без края?! Почему на земле есть человеческая жизнь? И для чего? Вот два вопроса — в общих, конспективных чертах. В чем их истина? В чем? Не знаете. Как установили ученые — никто не знает.

— Ой, неправда твоя, — ответила Катя, смеясь. — Все-то всю жизнь одни вопросы задаешь, отвечать не отвечаешь. Ты все такой же, Павел. Ничуть не изменился. А помнишь Деряблова, как он в угол становился на колени слушать скрип земной оси? Ой, в жизни нашей много чего интересного, правда, Юра?

Иван Николаевич вышел в другую комнату, через минуту вернулся и, остановившись в дверях, неожиданно для всех гневно проговорил:

— В слове истина! В слове ответ.

Гаршиков приятно улыбнулся в ответ на голос старика, повел приятно плечами, не оборачиваясь на него, аккуратненько положил в рот кружочек лука. Ему не хотелось отвечать. Все, что хотелось высказать, чем хотел поразить сидящих, было высказано. Он уже раскаивался, что завел разговор, убил понапрасну время, поговорить с Катей о Лыковой не успел. Его смешил этот старик, словно первоклассник, глядевший ему в рот, ловивший каждое его слово, и он, подзадоривая, говорил о вещах странных, необъяснимых, ему самому непонятных.

— Слово так слово, — Гаршиков согласно кивнул. — Мы с вами говорим словами. Если эти слова имеете в виду, то, конечно, тогда о чем речь? Все ясно и понятно.

— Нет. Нет. Нет. Вначале было слово, — подтвердил не так уж гневно Иван Николаевич, уловив в словах студента снисходительность к себе, убоявшись, что этот умный, грамотный студент, собеседник, с которым он мечтал поговорить годами, вдруг возьмет и перестанет с ним вести так нравившийся ему разговор, поэтому продолжил медленно, рассуждая вслух: — Я был т а м восемнадцать лет. Наблюдал людей. Эксперимент удался. И убедился по всей научности в своей правоте. Во-первых, слово — всему бог. Мы подчиняемся слову. Так, Катя. Так, Татьяна Петровна. Так, ты вот, цыган. Истинно так. Вертись не вертись земля, но если слово было сказано наоборот, то она не будет для нас вертеться. Я скажу: земля не вертится. Погляди кругом, все погляди. Вертится? Нет, никто не видит. Не вертится. Слово все может. Резать, бить, терзать, казнить, возносить. «Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть…» «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Нет, не я это выдумал. Но к этому пришел. Приходит слово и говорят: «Я хочу, будь ты человеком». И ты будешь человеком. Потом оно захотело любовь тебе подарить. И преподнесло тебе ее, а вместе с ней у тебя дети — опять от слова. Травы поросли на лугу, леса в листве, в реках рыба, а и вражда, любовь, ненависть и все остальное — все слово. Вся жизнь — слово. Слово — это жизнь. Напишут на бумаге два слова: студента расстрелять молча. И молча низвергнут тебя. Опять же слово главное лицо здесь. А нужно будет тебя вознести, опять слово главный и единственный козырь. Слово, слово, слово. Главное — слово! Оно все может. Не пущать его, держать. Вот как. Вот истина. Вот ответ на все.

— Предположим… Альтернативно, — ответил Гаршиков, улыбаясь, как улыбаются первокласснику. — Слово кое-что значит. Но позвольте, — студент явно подражал кому-то из своих преподавателей, — что это за странное т а м, как изволили вы выразиться, старче, изволили только что упомянуть?

— А… — разочарованно махнул рукой Иван Николаевич, ожидавший, что студент примется сейчас ломать копья, сейчас, когда, как ему казалось, он высказал свое самое глубокое суждение о жизни. — Все то же. А вот вы, студент Московского университета, и вот скажите: прав я или неправ?

— Альтернативно с вами можно спорить, так как недавно установили ученые — все в нашей жизни относительно, всякая вещь материальна, а слова, как известно даже человеку с нулевым интеллектом, не материальны. А отсюда историческая закономерность. Это, кажется, не вопрос жизни и смерти. Так ведь, Иван Николаевич, дорогой старче, земля наша маленькая! Большие вопросы ставить нельзя, вредно, — спокойно, слегка усмехаясь, заключил Гаршиков.

— Нет. Нет. Нет. Все дело в слове, — не соглашался Иван Николаевич. — Вы говорите — маленькая. А словами можно доказать, что на самом деле она во Вселенной самая большая.

— Альтернативно, — неопределенно ответил студент, которому надоел разговор с нудным стариком, и он посматривал по сторонам, выбирая момент уйти. — Нельзя всех дохлых собак вешать, старче, на одно только слово.

— От дохлых собак воняет, — со значением сказал Юра, положив свои огромные руки на стол. — Один учится. — Он посмотрел на студента. — А другой ничего не делает, волынит всю жизнь, решает вопросы, которые любая курица решит. — Он посмотрел на Ивана Николаевича. — Одному в голову приходят слова, другому приходят тоже слова, и все одинаковые. Так, Катя? Так. Почему приходят слова одинаковые? Ответьте мне? Не ответите! А вот если у меня попросят по-хорошему рубашку, я отдам. Майку — я отдам. Раз такое дело, раз человеку нужнее, я отдам. Я все отдам. Но если мне скажут такое слово: «Дай рубашку!» — и таким повышенным голосом, то я так дам вот этим кулаком — косточки не соберет, а не то рубашку. Вот и слово, Иван Николаевич Курков. Всяко слово бывает.