Владимир Мирнев - На маленькой планете

Сгурский рассмеялся. Отец Сергий тоже рассмеялся, походил по дому.

— Люблю ученые разговоры, — сказал он. — Я один здесь. Есть в Обдерлино дьячок, но с ним ни о чем не поговоришь. Да и бирюк он. А так спасибо. С вами говорить приятно.

— Но я не говорил, — ответил Сгурский.

— Но вы, я видел, понимали меня.

— Я со священником ни разу, знаете, не говорил, не приходилось.

Отец Сергий понимающе кивнул, перекрестился и вышел. Старушка взялась за вязание.

— Уж как он по-научному все, — тихо проговорила она. — Страсти-то какие. Откуда человеку что дадено.

— До науки здесь, разумеется, далеко, — отвечал Сгурский.

Старушка изредка чему-то улыбалась, зевала, а вскоре пошла закрывать дверь в сенях.

Так же как и вчера, он сразу не уснул. На улице выла метель. Весь дом наполнился каким-то таинственным шумом. Казалось, кто-то скребется в окна, сильно топает по крыше, кричит, охает… И внутри дома от этого что-то тревожно носилось в воздухе вокруг врача.

Горела печь. Метались по стенам блики. Фантастичные старцы на иконах ожили, казалось, и сердито глядели на неспящего Сгурского. А проснувшись ночью, он вышел на улицу. От двери шарахнулась в сад собака. Где-то на другой стороне деревни просвечивало сквозь метель желтое пятно, изредка долетали упругие удары по железу, видать, били в рельс. А так темно — шелест снега, вой ветра да где-то рядом поскуливала то ли от страха, то ли от холода собака.

Утром Сгурский ушел на обход, когда старушка еще спала. Было темно, но метель стихала. Глухо, простуженно ворчали в деревне собаки. По улице шел бульдозер, очищая дорогу от снега.

Из домов уже выглядывали: ждали его. Врача просили зайти сюда и туда. И он носился целый день, забывая, что нужно отдохнуть, но после обеда, когда укладывал антибиотики, то увидел, что террамицина и тетрациклина почти нет, и понял: так или иначе придется ехать в район.

Вечером пришел затемно, договорившись с председателем сельсовета, что его отвезут на следующий день в район.

Старушка ушла в магазин за хлебом. Он сидел один в полутемной избе, слушал, как скулит собака, как трещит в печке огонь, глядел на окна, думал, что уедет, и если сюда пришлют другого врача, то не будет встречать он этих людей, с которыми познакомился и о которых знал уже почти все. И от этого было грустно думать, что именно здесь что-то не так, именно от этого люди теряют что-то…

Он думал и о том, что раньше ему в голову такие мысли не приходили, а тут вдруг появилось непреодолимое желание думать об этом и думать. Что общего, например, между ним и старушкой, между ним и попом? Только то, что они живут, люди и все. Вот здесь, казалось ему, он наталкивается на то, что, должно быть, люди потеряли, что еще надо найти. Он пытался до конца разобраться в своих мыслях, но скрипнула дверь, и в дом вошел отец Сергий.

— В потемках сидите? — спросил он. — Соскучились, вероятно, у нас?

— Сижу, — ответил Сгурский. — Так лучше. Думаю я вот о чем: знаете, я столько уже людей встречал, миллион, больше, и думаю, что встречу еще миллион, и все время новые люди, всю жизнь…

— Интересно? — тихо проговорил священник.

— А хочется, чтобы они были все близкие, рядом, знакомы — вот. Думаю об этом, и ничего глупая моя голова не может придумать.

— Бог и объединяет как раз, — проговорил священник, поглядел на врача и усмехнулся.

— А! Бросьте вы со своим богом! — с горечью воскликнул Сгурский. — Давайте выпьем? — предложил он. — Мне на дорогу дали, знаете, спирту, медицинского, на всякий случай, вдруг обморозился бы. Размешаем и выпьем.

— Это, впрочем, можно, — ответил неуверенно священник. — Я, редко бывает, выпиваю: на людях все.

Врач уже достал двухсотграммовый пузырек, вылил спирт в кружку. Он даже засмеялся от удовольствия, оттого, что не нужно будет думать, ждать завтра, а выпьет, и будет хорошо.

Он пошарил в столе, ища какую-нибудь закуску, но не было и хлеба, растерянно оглянулся на отца Сергия.

— Ничего нет, — сказал. — Закусить нечем.

— А, ладно, — отвечал священник. — Найдем чего-нибудь.

Сгурский опять кинулся искать, но ничего, хоть шаром покати, и ему стало досадно.

— Нет ничего, — произнес опять Сгурский. — Знал бы, зашел в магазин.

Он сел, но не мог усидеть, встал.

— Да что вы беспокоитесь, — сказал отец Сергий, — я тут нашел кусочки хлеба, закусим. Я всегда так.

Сгурский разлил по стаканам разбавленный спирт. Они, чокнувшись, выпили. Сгурский нащупал кусочек черствого хлеба на столе, разломил его и начал есть, глотая сухой хлеб, чувствуя, как у него приятно пошло тепло по телу. Священник начал доставать из кармана еще хлеб, уронил его и, нагнувшись, пошарил рукой по полу, чертыхнулся, махнул рукой и, вынув из кармана другой, закусил.

— Хороший спирт, — сказал Сгурский.

— Ничего, — отвечал священник, встал и начал одеваться.

Вошла старушка, зажгла лампу.

— Ну, я пойду, тороплюсь, — буркнул священник, но сел, начал рассказывать о Толстом и просидел до одиннадцати часов.

Утром Сгурский стал собираться. Старушка засуетилась, согрела чаю, начала подметать.

— Мы тут вчера выпили, — сказал Сгурский, вспоминая, как искал хлеб, как шарил в столе, как потом торопливо пил холодную, теплом разливающуюся влагу, закусывал черствым, колким хлебом, и в темноте, в тишине было как-то очень хорошо. Вспомнил, что ему еще никогда не приходилось так вот пить. — С попом пил. Юмор! Ребята лягут со смеху!

— С кем ты? — спросила старушка, копаясь под столом, выковыривая веником что-то из углов.

— С кем? С отцом Сергием, — ответил Сгурский, глядя в окно на подъезжающие к избе сани — за ним. Врач почувствовал облегчение, теперь ему нужно одеться и он уедет.

— Мы спирт размешали, — оживленно рассказывал Сгурский, — еще как выпили.

— А чем же вы заправлялись? — спросила старушка.

— А отец Сергий хлебец какой-то черствый из карманов достал, а мы его и того, съели за здравие. Он, по-моему, любит выпить, а?

Старушка подняла что-то с пола и стала рассматривать.

— Что там? — спросил Сгурский, уже одевшись, собираясь расплатиться со старушкой, а она остолбенела, уставилась на кусочки хлеба, которые подняла с пола.

— Что это? — спросила она. — Что ж это такое?

— Отец Сергий вчера уронил, а найти не смог. Он, знаете ли, — засмеялся Сгурский, — закусывал хлебом, запил водой, р-раз и все. Он, знаете, такой чертов поп, не ожидал. Я вам сколько должен? Возьмите пять рублей, а то меня ждут.

— Так это ж просвиры, — продохнула старушка, показывая на кусочки хлеба, ничего не понимая и смущая этим врача, который уже поднял воротник, взял свой чемоданчик и хотел уходить. — Это ведь святой хлебец, — сказала она, обращаясь недоверчиво к врачу, не понимающему ничего и от этого совсем удивленному. — Что ж это?