Аркадий Минчковский - В наши дни

Солнце, заходя за Дунаем, красным отблеском горело на золотых шпилях башен старого города. Окна в узких улицах были по-прежнему отворены, и чуть ли не за каждым из них пели.

— Немцы в Праге капитулировали! Прага свободна! — сообщил встретивший нас на улице пан Новак. — Москва, Москва сказала! — счастливо выкрикивал он.

Таким был день 9 Мая — последний день войны, которая для меня началась еще в Ленинграде, а кончилась здесь, в далекой от родины Братиславе.

Теперь, через тридцать один год, именно 9 мая, я должен был встретиться с городом, который не мог позабыть. В моем чемодане лежали фотографии праздничной Братиславы тех дней. Но три десятилетия! Половина человеческой жизни. Я уже, разумеется, не тот. А Братислава?

На пустынном в этот ранний утренний час перроне братиславского вокзала нас — небольшую группу литераторов, посланцев Союза писателей СССР, — встречают представители Союза писателей Словакии. Главенствует среди встречающих переводчик, доктор Жабкай.

Располагающей внешности, весьма обаятельный человек, элегантно одетый, в меру полный, но при этом легко двигающийся и обладающий привычкой к сдержанным, красивым жестам, Владимир Эдуардович, как он по-русски нам представился, свободно говорит на нескольких языках и в том числе отлично на нашем.

Мы вступаем на перрон, и Жабкай уже знакомит нас с молодым улыбчивым человеком самого что ни на есть славянского типа — братиславским поэтом поколения тридцатилетних Михаилом Худой, которого доктор Жабкай по праву старшего по-приятельски называет «Мишко», что здесь звучит с ласковой простотой, чем-то средним между нашими «Мишей» и «Мишенькой».

Мои спутники уже ведут оживленную беседу со встретившими нас писателями. Я молча озираюсь по сторонам. Волнующее беспокойное чувство охватывает меня. Может быть, это в какой-то мере сродни тому, что переживает человек, когда он возвращается в родные места, с которыми расставался на десятки лет.

Мы ехали по безлюдным в ранний час улицам столицы Словакии. Я смотрел по сторонам, стараясь увидеть издавна знакомые места. Город был нарядно убран. Обилие витрин ширило гладь намытых тротуаров и мостовых, отражая их в зеркале больших стекол. Флаги, флаги… Повсюду флаги… Трехцветные чехословацкие и наши — красные с золотыми серпом и молотом, они, как легкие изваяния, застыли в утреннем безветрии. Дружно спаренные, ниспадали длинными полотнищами от верхних этажей зданий до их основания. Улицы выглядели по-особому торжественными и нарядными.

Не так-то легко было в украшенных площадях узнать ту Братиславу, что помнилась мне, — город, еще целиком живущий тревогами войны.

В первые минуты нынешнего пребывания здесь я не узнавал, казалось, таких знакомых мне мест. Но ждал с ними встречи и был вознагражден за терпение.

Вот мы и на Дунае. Сколько неприятностей, сколько беспокойства доставили быстротекущие воды Дуная саперам, наводившим здесь мост в апреле 1945 года!

Наплавного моста военного времени давным-давно нет. Слева, ниже по Дунаю, небо заштриховано фермами высокого железнодорожного моста, также восстановленного инженерными частями Советской Армии. Эта работа была произведена значительно позже того, как фронтовые саперные батальоны покинули ставшую мирной словацкую столицу. Обстрелянные части 2-го Украинского фронта ждала Маньчжурия, где они и завершили свой долгий боевой путь.

Доктор Жабкай помещает нас в комфортабельный отель «Девин». Он расположен на набережной, в центральной ее части. Перед зданием гостиницы вытянулась терраса открытого кафе. Нарядные цветные зонты кидают тень на низкие белые столики и изящные и очень удобные плетеные кресла, сделанные в старинном «венском стиле». Звучали бы здесь вальсы Иоганна Штрауса-младшего, и картина далеких лет сделалась бы полной.

Несмотря на ранний час, кафе уже действует и какой-то утренний посетитель сидит за чашечкой кофе, просматривая лежащую перед ним пачку газет.

Мне достается номер с отличным обзором. Внизу — небольшая площадь. Здесь стоянка легковых автомашин. Утреннее, еще не жаркое солнце сияет в полированных крышах лимузинов всех цветов радуги. Площадь пока тиха. Праздничная Братислава лишь просыпается. Изредка пара молодых людей куда-то прошагает через площадь да, взревев прогревающимся мотором, от стоянки откатит «Татра» или «Москвич», кажущийся здесь старым добрым знакомым.

Надо бы распаковать чемодан и располагаться в номере, но мне не до того. Завороженный, я стою у широкого окна. Прямо передо мной в выси зеленого холма, освещенного ранними розовыми лучами, красуется громада крепости. Но, позвольте, где же черные от застарелой копоти замковые стены с окнами-дырами? На холме — словно выстроенное вновь грандиозное здание. Ожили и красуются четыре башни по его углам — три поменьше и одна крупная, краснеют черепичным конусом острые крыши, упираясь в утреннее бледное небо. Старая крепость не потеряла своего величественного вида, но и не пугает нынче мраком прошлого.

С первых минут становится ясно — здесь ценят, любят и сохраняют старину.

Но разве только старину?

Поворачиваю голову к Дунаю и уже не могу оторвать от него взгляда. Через стремительно несущую свои воды реку, со стороны Петржалки, перекинут высотный мост — одно из удивительных творений нашего времени.

Мост, продленный по обоим его берегам метров на сто с лишним, построен без единой опоры. Впрочем, опора, конечно, есть. Ею служит гигантская арка в виде сужающейся кверху буквы «Л». Она упирается в землю у дальнего от меня правого края моста. Арка круто запрокинута назад и на протянутых с верхней ее части в сторону города стальных тросах держит весь гигантский пролет. Это железобетонное сооружение чем-то напоминает человека, сдерживающего могучими руками строптивых коней. Разумеется, сравнение требует некоторой фантазии. И все-таки оно напрашивается, хотя проектировщики о том вряд ли думали. Сверху, в суженной части, арка увенчана конусообразным стеклянным барабаном. Позже я поднимусь туда, чтобы посмотреть на Братиславу с высоты птичьего полета, чего мне не удавалось сделать прежде.

Отсюда хорошо видна и австрийская граница. Слева за рощей Петржалки и новым южным районом начинается Венгрия. Справа — зеленеющая даль австрийских полей. Как радует сегодня мирная картина! Границы нейтральной Австрии и социалистического государства мадьяров спокойно соседствуют в этом, столько раз вспыхивающем войнами, многострадальном крае.

По другую сторону реки — Братислава. Вблизи Дуная — череда черепичных крыш, башенных шпилей и старинных колоколен, меж которых, как претенденты на новые права, возвышаются сияющие стеклом и цветной облицовкой стройные брусья ультрасовременных зданий. И все же, несмотря на плотную застройку, Братислава — город зеленый. За ее окраинами, за господствующим холмом, увенчанным памятником советским воинам-освободителям, начинаются горы Словакии. Сперва тянутся четкой извилистой линией, потом причудливо голубеют вершинами двух видимых перевалов и, наконец, теряются в туманной дымке необозримых далей.