Аркадий Минчковский - В наши дни

— Алло, алло, Аркадий!.. Ну, как там, что?.. Что у тебя?..

— У меня все в порядке, — справившись с волнением, громко прокричал Аркадий Павлович. — Я в Москве, на Неглинной… Вагоны на Северном… Все цело… Пломбы в сохранности!..

— Молодец!.. Ой, молодец, — почти застонал в трубке далекий директор. — Ты бы знал, в чем мы играем!.. Костюмы, напрокат у здешних… Голову ломал, что делать дальше… Ты наш избавитель, герой!.. Всей труппой с оркестром тебя будем встречать. На руках понесем!

Директор был еще и ведущим актером театра. За патетикой пряталось охватившее его беспокойство.

— Когда тебя ждать?.. Когда придут вагоны?

— Буду вместе с грузом. Постараюсь поскорее, хотя до вас и далеко.

— Денег тебе надо? Утром вышлем телеграфом.

— Не присылайте. Найду. Завтра же попытаюсь двинуться… Да, да!.

— Хорошо. До тебя как-нибудь продержимся.

Все было как будто сказано, и тут настала самая беспокойная для Аркадия Павловича минута. Стремясь придать словам сдержанность, он спросил:

— Что там в Ленинграде?.. Что моя Лида, как, неизвестно вам?

— Какая Лида? — не сразу понял директор и вдруг закричал: — А-а, что же это я, стоеросовый?! Твоя Лидуша?! Лидия Романовна? Она здесь, с нами… Ждет тебя. Мы же выехали с семьями. Такой был приказ… Слышишь, Аркадий Палыч, понял?.. Она здесь. Работает в бутафорском… Тут все при деле. Спит, конечно, сейчас. Я живу в театре. Можно сказать, на казарменном… Слышишь, Аркадий…

— Да, да… да, — отвечал он как-то уже невпопад, не в силах больше сдерживаться. Отвечал так тихо, что вряд ли его слышал директор.

— Ваше время кончилось! Прерываю разговор, — произнес властный голос телефонистки с междугородной.

Связь оборвалась. Аркадий Павлович еще держал трубку прижатой к уху, потом медленно положил ее на аппарат. Нет, не зря он эти долгие недели в муках и борьбе, стараясь не сдаваться, тащил на восток свои вагоны. Он думал о тех, кто ждал его, веря в него и надеясь… Да, они были людьми, его театральные товарищи. Они думали о нем, заботились и страдали за него… Да, да.

Он взглянул на повернувшуюся к нему лицом, напряженно что-то ожидавшую от него секретаршу. Аркадий Павлович показал глазами на телефон и сказал:

— Она там, моя жена. С ними, с театром… Работает. Она с ними. Спасибо вам.

— Мне-то за что же, господи! — просветлев, воскликнула секретарша. Нет, она вовсе не была сейчас строгой. — Что я?! Служба. Война!..

— Да, война, да! — как бы про себя повторил он.

— Вы измучились. Идемте, — секретарша поднялась. — Я устрою вас в кабинете. Поспите до утра спокойно.

— До утра, да, — Аркадий Павлович уже готов был последовать за ней, но вдруг остановился.

Секретарша обернулась, смотрела недоумевающе:

— Что такое?

— Ничего, — сказал он. — Не стоит беспокоиться. Спасибо. Я уже отдохнул. Поеду на Северный, там у меня все. Говорите — срочное теперь решается по ночам? Пойду к железнодорожному начальству. Нужно обозначить станцию назначения… А ну повезет, с утра подцеплюсь к какому-нибудь товаро-пассажирскому…

Случалось ли вам проводить ночи в доме для приезжих где-нибудь в далеком степном райцентре или промысловом поселке на берегу неведомой реки? Приходилось ли засыпать под хриплый говор старенького репродуктора, который, однако же, чертовски мил, потому что связывает вас с оставленным дома привычным миром городской жизни?

Удивительные это учреждения. Названия у них разные. Где гордое «Гостиница», хотя в той гостинице всего два номера — один мужской, другой женский, где «Дом крестьянина», где просто «Дом для приезжих», а где и вовсе большая, заставленная койками изба без вывески на фасаде — как хочешь, так и называй.

Но что за наслаждение после утомительной дорожной тряски на попутных машинах, после дневного хождения по разным районным организациям очутиться вдруг в тепле натопленной комнаты с непременными рыночными копиями «Утра в лесу» и левитановского «У омута», на которые копиист не пожалел зелени! Что за счастье войти в эту комнату, скинуть одеревеневший брезентовый плащ и, налив кипятку, согретого в каком-то дедовском самоваре, нарезать кружками запасенную еще в городе колбасу!

Честное слово, в эти минуты койка, застланная по-солдатски конвертом, кажется постелью в дорогом номере столичной гостиницы, а стол, прикрытый клеенкой с давно стершимися цветами, — столом в одном из лучших ресторанов!

Разные люди сходятся по вечерам в домах для приезжих. Тут и бывалый кооператор, полжизни разъезжающий по заготовительным конторам, с видавшей виды полевой сумкой, до отказа набитой накладными, квитанциями; и заезжий из областного центра лектор по международному положению; и армейский лейтенант, хлопотливый и беспокойный, возвращающийся из отпуска, К себе в деревню он ездил с женой и двумя маленькими детьми-разнолетками и вот снова везет семейство на другой край земли, откуда неизвестно когда опять попадет домой. Бывает, гостиничная судьба столкнет тебя с каким-нибудь столичным чудаком, собирателем давно забытого фольклора, или, и того интересней, с целой бригадой эстрадных актеров, этих вечных кочевников, с их баянами, ящиками, заполненными цилиндрами и цветами, а то и живыми голубями.

Да мало ли кого встретишь в домах для приезжих! Народ все разный, залетный, долго на одном месте не засиживающийся и немало повидавший на своем длинном или коротком веку.

Кто как, а я люблю вечера в этих домах, где люди сходятся так же просто, как в общем вагоне, а случится какой-нибудь незаурядный рассказчик, в которых у нас в России не имеется недостатка, и польется далеко за полночь нескучный разговор. Глядишь, и узнаешь что-нибудь такое, что окажется куда более интересным, чем строки, заполнившие листки корреспондентского блокнота..

Не так давно отыскал я в своих записях любопытную историю, услышанную в один из подобных вечеров. Вспоминались разные мелкие подробности, рука сама потянулась к перу.

Как-то случилось мне по корреспондентским делам застрять в далеком поселке — районном центре, который порядком отстоял от железной дороги. Райцентром поселок стал в то время еще совсем недавно, поскольку край нежданно для его обитателей приобрел большое промышленное значение.

Дни стояли сырые, осенние. На улице с утра до вечера шел мелкий, невидимый дождь — не дождь, а какая-то сплошная влажная завеса. Капель не видишь, а выйдешь из дома, и десяти минут не пролетит — станешь весь сырой и скользкий. Скучное время — предвестник первых заморозков.