Аркадий Минчковский - В наши дни

Взломав печати, он нажал на ручку двери и распахнул ее, приглашая артиста войти первым.

Не заметив в кухне, куда вела ближайшая дверь, следов какого-либо разгрома, наш знакомый в сопровождении милицейского лейтенанта двинулся по комнатам. В спальной, находящейся по соседству с ванной, дверцы гардероба были распахнуты настежь. Но на первый взгляд все в нем оставалось таким, как было, когда артист покидал дом. В гостиной, служившей, одновременно и кабинетом, на круглом столике против кресла стояла почти выпитая бутылка армянского коньяка «Гремми». Возле нее маленькая приземистая рюмка с толстым дном и обыкновенный стакан с высохшими на дне его коньячными остатками.

— Выпивали посошок перед отъездом? — спросил лейтенант, так внимательно глядя на артиста, что можно было подумать, будто, он подозревает его в сговоре с вором.

— Нет, — чуть растерянно пожав плечами, ответил тот. — Я вообще-то не пью. Коньяк держу на случай, если заглянет кто из друзей. Но тогда у меня никого не было. Я уезжал один. Коньяк стоял вот тут, в серванте. Я это отлично помню.

Детектив удовлетворенно кивнул.

— Проверьте шкаф, — сказал он. — Посмотрите, чего там не хватает.

Артист вернулся в спальню и, вдохнув нафталинный запах, стал передвигать плечики с навешенными на них пиджаками и женскими платьями.

— Нет, знаете, ничего не могу определить, — проговорил он уже более бодрым тоном. — Вроде все… Вот и костюм с медалью — считается, золотая — на месте.

— Так. Ну а в комнатах? — продолжал лейтенант.

Артист снова прошелся по квартире. Как это бывало всегда, на столиках и полках, расставленные Марией Михайловной, высились бокалы и вазы и лежали пепельницы из цветного стекла, к которым она питала особое пристрастие.

— Все будто на месте, — сказал он.

— Ладно. Поглядите потом внимательно. Сразу можно и не заметить.

Лейтенант присел к столику и вынул из черной пластикатовой папки лист протокола, приготовившись что-то записывать.

— Так вы утверждаете, что ни вы, ни ваша жена коньяка из этой бутылки не пили? — продолжал он.

— Утверждаю, — кивнул артист. — Я — нет, а жена из рюмки пьет только валокордин, и я, понимаете, даже очень рад тому, что она еще ничего не знает о воре.

— Но вот видите, — снова заговорил милиционер. — Передо мною стакан. На нем определили отпечатки пальцев задержанного. Со стаканом все ясно, но рюмочка… В ней тоже обнаружены следы коньяка. Кто же пил из нее? Между прочим, там тоже отпечатки пальцев, но скорее женщины.

— Значит, их здесь было двое! — воскликнул артист тем самым тоном, каким произносил нечто подобное, играя доктора Ватсона в телевизионной передаче.

— Не спешите с выводами, — охладил его лейтенант. — Мы с почти исключающей ошибку точностью установили, что в квартире был один человек, без сообщников.

Артист молчал, молниеносно припоминая сложнейшие ситуации прочитанных за последние годы сценариев, в которых он, не имея тяги к детективному жанру, Не захотел сниматься. И вдруг его осенило.

— Знаете что? — заявил он. — Я понял! Это отпечатки пальцев Марии Михайловны — моей жены. Она очень любит, чтобы стекло сияло, и вечно его перетирает, а значит, и держит в руках. И еще… — внезапно его охватило вдохновение, и он продолжал: — И еще! У меня возникла мысль. Ваш вор начал было пить коньяк из этой рюмки, но она показалась ему слишком маленькой, и он взял стакан.

— Не наш вор, а ваш, — строго сказал милиционер. — То есть задержанный по подозрению в краже. Но догадка не лишена… Эти отпечатки есть и на бутылке. Он, видимо, действительно пил один, и рюмка не подошла ему по емкости. Бутылка была запечатана?

— Да. Как говорил вам, стояла до случая, и, как видите, случай пришел.

Мой немеркантильный друг уже готов был шутить, так как понял, что пострадал самым ничтожным образом и отделался легким испугом.

Но лейтенант, кажется, не склонен был к шуткам.

— Он открыл ее зубами, — зачем-то объяснил он. И вдруг с какой-то внезапной прямо-таки ласковостью в голосе заключил: — Очень неопытный вор. Совсем дурачок.

Тут он поднялся из-за столика и уже не сыщицким испытующим, а восхищенным взором поклонника таланта окинул висящие по стенам крупные фотографии, где мой знакомый был снят в разных ролях.

— Очень рад был познакомиться, хотя и при обстоятельствах… Значит, если что обнаружите. — просим сообщить немедленно. Да, вот что… Задержанный показал, что он здесь надел на себя, а потом продал какой-то заграничный, надо полагать, модный пиджак в клетку, а вы говорите — все пиджаки на месте.

— Заграничный, модный, в клетку… — задумчиво пробормотал артист. — Нет. У меня такого нет… Может быть, он еще у кого-нибудь?…

— Проверим, — сказал лейтенант. — Показал, что у вас.

Они пожали друг другу руки и расстались. Оставшись один, артист облегченно вздохнул. Он скинул пиджак и пошел в ванную проверить шпингалет на матовом окошке, выходившем на лестницу.

Уже на следующий день случай со странным ограблением его квартиры не вызывал у моего друга ничего, кроме улыбки. Пиши он прозу — у него было бы увлекательное начало рассказа, продолжение которому можно бы и выдумать…

Вскоре из санатория вернулась Мария Михайловна. К тому, что произошло дома, эта далекая от легкомыслия женщина отнеслась вовсе не с той беспечностью, что ее популярный муж.

Отчитав артиста за то, что он покидает дом, не удосужившись даже проверить запоры на окнах, Мария Михайловна устроила ревизию гардеробу и, к своему ужасу, обнаружила пропажу жакета от английского костюма из моднейшей ткани, который удалось ей по чистому везению приобрести перед самым отъездом. На вынутых из шкафа плечиках теперь сиротливо болтались лишь клетчатые брюки клеш.

К тому же открылось исчезновение еще старых часов с браслетом. Мария Михайловна все собиралась их сдать в починку, да не успела. В день ее отъезда часы лежали на туалете, приготовленные, чтобы нести их в мастерскую.

Не склонная, как она говорила, выбрасывать деньги на ветер, Мария Михайловна была готова кое-как примириться с пропажей часов, но исчезнувший жакет не на шутку расстроил жену артиста.

Напрасно умелые сотрудники уголовного, розыска Петроградской стороны еще надеялись напасть на след этого примечательного жакета. Местным детективам так и не удалось его обнаружить, а месяца через полтора над вором-неудачником состоялся суд, на который были вызваны и потерпевшие урон супруги.

Влекомый Марией Михайловной, мой знакомый артист с большой неохотой направился в здание суда, Единственное, что примиряло его с необходимостью идти туда, был интерес художника, к личности парня, замявшегося делом, к которому, по-видимому, у него не было никаких склонностей.