Юрий Герасимов - Тропою таёжного охотника

К десяти часам солнце стало пригревать. На смену комарам появились пауты — слепни. Охотники поторопили лошадей и вскоре въехали в лес. Тропа вилась в зарослях сибирского багульника, под густым пологом кудрявых берез и осин. В небольших распадках встречались островки кустарников с краснеющей смородиной. Временами попадались залитые солнцем лесные полянки с густым и пышным разнотравьем. Лошади сбавляли шаг, тянулись к сочному корму.

Скоро березняк с осинником сменился сосновым бором. В долине среднего течения реки появились лиственницы. С каждым часом лес становился все более хмурым и диким. Чаще приходилось сворачивать с тропы, объезжая замшелые колодины повалившихся деревьев. Тайга…

Появились кустарники ерника, которые к верховью реки образовали сплошные непролазные заросли. Все чаще стали попадаться сырые впадины, поросшие сфагновым мхом. В сухих местах высились стройные кедры с растрепанными кронами. Травянистый покров в этих местах исчез, но Рогов ехал уверенно вперед к известной ему лужайке, где можно было хорошо накормить лошадей.

Всадники ехали молча, дремотно покачиваясь в седлах.

Во второй половине дня деревья неожиданно расступились, тропа исчезла и впереди раскинулся «калтус» — топкое моховое болото. Это было устье «Бычьего ключа», названного так прадедами, которые гоняли этой тропой скот на Онон и утопили здесь в трясине быка.

Охотники спешились. Рогов повел лошадей по известным лишь ему местам. Он шел долгомохом, аккуратно обходя сфагновые зыбуны с «окнами». Почва под ногами тряслась, уходила под ржавую воду. Лошади пугливо обнюхивали долгомох, торопливо переступали ногами. «Псе, псе, псе», — успокаивал их старик.

На середине калтуса было самое непролазное место. Ноги вязли по колено в грязи. Лошади то и дело проваливались по брюхо. Карька, используя кочки, ловко выбирался из топкого места, но более грузный Сивка засел в трясине всеми четырьмя ногами и свалился набок. Пришлось его развьючивать, натолкать под грудь и бок ерникового хворосту и помочь подняться.

С большим усилием выбрались на сухой островок. Сивка покорно стоял на месте и смотрел глубокими темно-лиловыми глазами на охотников, которые, преодолевая последнюю топь, помогали Карьке выбраться на косогор. Трудное осталось позади. Люди и лошади вошли в лес.

— Здесь отаборимся, — сказал Прокоп Ильич и, щурясь на солнце, добавил: — Рано еще, но ехать дальше нельзя. Корма лошадям не будет до самого Ушмуна.

Охотники расседлали лошадей, привязали их в тени под шатристой лиственницей, развели дымокур, а сами занялись приготовлением ухи.

Лошади отдыхали. Сивка, расслабив заднюю ногу, стоял с закрытыми глазами. Нижняя губа у него бессильно отвисла. Изредка он подергивал кожей, сгоняя назойливых комаров, прорвавшихся через дымовую завесу.

Весь мокрый вернулся «из разведки» Батыр. Неподалеку от табора он покружил на одном месте, свалился набок и растянулся во всю длину.

В ожидании ухи охотники улеглись на потниках, разостланных на пышной моховой подстилке. Попыхивая и сопя трубкой, Прокоп Ильич рассказывал:

— Смирняга — это самая бескормная и незверистая речка. Сроду здесь никто не добывал зверя. Только на ней и хорошего, что небольшой кедровник да брусничник. А полста лет назад все сопки в вершине этой долины были в кедраче. Но вот пришли хохлы и спалили его почти целиком. — «Хохлами» Прокоп Ильич называл всех переселенцев с запада. — Уцелели только остатки громадных кедровых островов. Гляжу вот на них, — продолжал Рогов, — и сердце кровью обливается. Один какой-то, нерадивый, костер не загасил — и вот тебе сколько добра сгубил. Смотри и сам будь с огнем поаккуратнее! Береги тайгу!

Старик медленно окинул глазами лесные просторы и, задумавшись, остановил свой взгляд на отдаленных синеющих сопках. Странно было слушать такие речи из уст Рогова — заядлого браконьера. Видно, сильно потрясла его картина опустошения тайги в долине Смирняги, и у Симова мелькнула мысль, что товарищ его вовсе уж не такой злостный таежный хищник.

Под вечер охотники отвели лошадей на лужайку, стреножили их и развели дымокур, а сами пошли на лесное озеро посмотреть, не ходят ли к нему сохатые. Мрачные предположения Рогова подтвердились. Вокруг озера не было никаких признаков присутствия зверей.

Солнце зашло за зубчатые вершины сопок. Вниз по реке потянул ветерок. Таежная тишина наполнилась тонким комариным звоном. Около небольшого летнего костра охотники расположились на ночлег, и вскоре на таборе стало тихо.

С перевала было видно, как над дальним гольцом клубятся тучи.

— Быть дождю! — заметил Рогов.

Под гору лошадей свели на поводу, чтобы не натереть им холки.

С перевала открывались горные дали.

— Береги коня больше, чем себя. У тебя где трет — заметить и предупредишь, — говорил Рогов, — а скотина безответна, терпелива. До мяса изотрет кожу — только тогда уши развесит…

По долине Выезжен бесконечно тянулись заросли ерника, окаймленные лесистыми сопками. На южных склонах высился вековой лишайниковый бор, на северных рос багульниковосфагновый лиственничный лес. Все кругом было безрадостно, мертво. Полдня охотники ехали лесом и не встретили ни одного зверя. При переходе небольших родников из-под конских копыт, взмучивая ил, серыми стрелами мелькали в ключевой воде ленки и хариусы.

Шурша ерником и предвещая непогоду, тянул вверх по реке легкий ветерок. Небо заволакивалось тучами. Издали доносились раскаты грома.

Во второй половине дня узкая долина реки перешла в широкую падь. Ерники заметно поредели, и появились первые березовые рощи. А спустя час охотники были на устье Выезжей, впадавшей» в Ушмун. По широкой пади Ушмуна, закрывая вершины сопок, низко ползли тучи, поминутно рассекаемые ветвящимися зигзагами молний. Громовые удары катились по долине. Едва охотники растянули односкатный брезентовый тент, как налетел порыв ветра и забарабанили по брезенту крупные капли. С каждым порывом дождь усиливался и вскоре перешел в ливень.

Грозовая туча быстро прошла вниз по реке. Показалось солнце, и через долину перекинулась двойная арка радуги. Но ехать к зимовью охотники не решились. Пробираться сквозь заросли мокрого тальника было равносильно езде под дождем. Пришлось заночевать на месте случайного табора.

Пока Рогов разводил костер и варил лапшу, Симов собрался на разведку.

Прокоп Ильич стал было отговаривать его: