Христина Давидова - Жила в Ташкенте девочка

— Какие ящики? — растерялся Нияз.

— Еще много ящиков осталось в подземелье. Туда Паночка упала и расшиблась, а они нас заперли, чтобы мы никому не говорили.

Нияз и Масма-апа смотрели на меня с изумлением.

— Ну, скорее, Нияз! — торопила я и вдруг растерялась: — А как быть с Паной?

— Какое подземелье? Говори же, Иринка, — наконец сказал Нияз. — Ты сама видела?

— Не я, а она, — показала я на Пану. — Она туда упала, я же говорю тебе, в дупло упала и расшиблась.

— Ой, вой-вой! — качала головой Масма-апа, переводя взгляд с Нияза на меня.

— Внизу подземелье, — возбужденно твердила я. — Ой, нет, Нияз, это очень долго рассказывать… Череванов летом вырыл. Он думал, что наших скоро победят, а теперь дерево сохнет…

Масма-апа, как ни странно, кажется, лучше поняла мой не очень-то связный рассказ, и я испытала чувство, похожее на благодарность. Повернувшись к ней, я продолжала вспоминать все, что услышала от Паны.

— Там мебель, игрушки. Там много ящиков. Это большой карагач, а в нем дупло.

— Нияз, — схватилась за голову Масма-апа, — кизча все правильно говорит, я же тебе говорила: летом из Байрам-Али кетманчи приезжали!

Из-за Паны Масма-апа не могла встать с земли и глядела на нас снизу вверх.

— Из Байрам-Али, — кивала я головой и неожиданно для себя обняла ее за шею.

— Ты сама видела это дерево? — вскочил Нияз. — Почему вы не позвали взрослых? С кем ты пришла в черевановский парк, Иринка?

— Мы же Лунатика провожали. Мы все вместе! Нам некого было позвать. Потому что Булкин все нас прогонял да прогонял: «Вам пора уходить, вам пора уходить… Никакой девочки не было». А мальчик Митя, он самый большой, выше всех, пошел с другими ребятами в Дом свободы, чтобы дяденьке Сафронову рассказать. А Вася полез под дувал искать заведующего.

— Ну хорошо! Так сказал этот твой Митя товарищу Сафронову про подземелье? — тормошил меня Нияз.

— Митя же не знает ничего про подземелье, — никак не могла я втолковать. — Я еще не знаю, нашел он дяденьку Сафронова или нет… Я ведь не дождалась… Меня Булкин сюда привел и запер вместе с Паночкой, чтобы мы никому не рассказали.

— Ты сумеешь показать?

Нияз торопливо нагнулся, взял Паночку на руки.

— Ой, она совсем плохо себя чувствует, — встревоженно сказал он. — А ты? Сможешь ты идти?

— Уже прошла нога, — неуверенно сказала я и пошла рядом с Ниязом.

Масма-апа взяла меня за руку.

Полкан радостно побежал вперед и выскочил в приоткрытую калитку. Он, наверное, думал: «Ну теперь-то уж обязательно домой». Как бы не так, Полкан. Что это тянется за ним по пыли? Обрывок веревки, привязанной к передней лапе. Значит, его никто не отвязал, он сам оторвался, а может быть, перегрыз веревку… Вспыхнув, я высвободила руку и, нагнувшись, стала зубами развязывать узел на его лапе, в то время как он мусолил мои и без того грязные, пыльные волосы.

— Ой, киз! — торопила меня Масма-апа, не понимая, что я такое делаю.

Ну, вот и все. Мы снова заспешили по пыльной дороге, и я уже спокойнее и понятнее могла отвечать на вопросы Нияза. А когда Нияз замолкал, пораженный тем, что узнал от меня, я тоже молчала, только дышала всей грудью. Не мешала даже боль в ступнях, в ушибленном плече, в спине, только смутно вспоминалось, как гремело ведро, рассыпались кирпичи. А если бы Нияз и Масма-апа не нашли нас с Паной? Как бы я все-таки вылезла? Может быть, нужно было выкопать яму под дверью и пролезть? Чем же мне было копать? Я лихорадочно искала новый способ избавления и вдруг с радостью вспоминала, что иду рядом с Ниязом и крепко держусь за шершавую узловатую ладонь Масма-апы.

Мы миновали узкий проулок между двумя полуразвалившимися дувалами. Уже показались дома на широкой улице, такой похожей на нашу мирную Рядовскую.

Я сразу узнала ту улицу. Вот парадное крыльцо, на котором мы с Глашей дожидались Васю. Если бы хватило у нас терпения подождать!.. «Но тогда, — вдруг пришло мне в голову, — тогда бы я не нашла Паночку». И я, прибавив шаг, поравнялась с Ниязом и украдкой прикоснулась к свисающей Паниной руке. И тут же Масма-апа, словно успокаивая, погладила меня.

Почти во всех домах были распахнуты освещенные окна и занавески раздувались от легкого ветра. Из-за дувалов доносились голоса, смех, звон посуды. Люди пили чай, беседовали о своих делах, наслаждались вечерней прохладой.

Вот он, пыльный перекресток, угол дувала. Я даже стала вглядываться, словно ища темную фигуру в парандже. Масма-апа наклонилась и подобрала валявшуюся на тротуаре оловянную тарелку.

— А почему… — Я не договорила и замолчала.

— Что спрашиваешь, Иринка? — остановился Нияз.

— Нет, я просто хотела узнать, почему Масма-апа просила милостыню?

Масма-апа только пожала мою руку и продолжала молчать.

— Чтобы никто не догадался, Иринка, — тихо ответил Нияз. — Я попросил ее посмотреть: не придет ли снова один человек. Я его очень хотел бы найти. Из-за него с бригадой не поехал. Вот и попросил Масма-апу покараулить его здесь, у дувала.

— А я знаю кого — англичанина. В чалме и халате, который у нас во дворе пузырьки покупал.

Нияз уже опять шел впереди. Он мне ничего не ответил, зато Масма-апа, выглянув из своего темного мешка, покивала мне.

Нияз пошел быстрее к воротам, а мы торопливо шагали за ним. Я изо всех сил старалась не бояться. Чего теперь бояться? Ведь Нияз никому не даст нас с Папочкой в обиду. Это я себя успокаивала, поглядывая на темный высокий дувал. Нияз остановился, подождал нас и сказал:

— Вы здесь постойте, а я с этой девочкой войду туда — посмотрю, что там делается, — и приду за вами, хорошо?

Мы послушно встали в тени дувала. Нияз поравнялся с калиткой. Кто-то его остановил. Я даже вздрогнула — подумала, что это сторож. Но Нияз поговорил с кем-то и скрылся в калитке.

И тогда мы стали прислушиваться: что делается за дувалом? А там все время ходили люди, хрустели ветки, слышались голоса. Даже светлые пятна прыгали по листве над нашими головами, кто-то фонарем размахивал. И вдруг за дувалом чей-то голос как закричит:

— Иринка, выходи, не бойся!

Не только я испугалась — Масма-апа как схватит меня и давай закрывать своей паранджой. А голос был совсем незнакомый. Полкан глухо зарычал и стал прижиматься к моим ногам.

И только мы успели немножко успокоиться, как откуда-то из самой глубины опять раздался крик:

— Иринка, вылезай, не бойся! За тобой мама пришла-а!

Тут уж я сразу узнала: это же Вася кричал! Я стала вырываться из рук Масма-апы, чуть-чуть не разорвала ей паранджу и как припущусь к воротам. Даже забыла про пятку, а до этого все время прихрамывала. Чуть не упала, наткнувшись на обогнавшего меня Полкана, и принялась барабанить кулаком в ворота. Калитка распахнулась, и я растерянно попятилась, потому что красноармеец винтовкой загородил мне дорогу. И тут из-под руки красноармейца кто-то выскочил ко мне навстречу, едва не сбив с ног, — Глаша.