Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Выбрав со сковородки все дочиста и обтерев ее корочкой хлеба, Виктор Дмитриевич залпом проглотил чай, озабоченно подумал: «Ну а теперь — выгонит или нет?» От сытости чуть не пошатываясь, он пересел на прежнее место, к печке, и замер там, совсем разомлев.

Вадим достал подушку без наволочки, в сером грубом чехле, из которого торчали кончики перьев. Вытащил из-под матраца старое розовое одеяло, бросил к печке. Виктор Дмитриевич снял пальто и не раздеваясь лег.

Лежать на старом одеяле было неловко. Мешали комья затвердевшей ваты. По привычке скрючившись, он накрылся своим пальто. Несмотря на неодолимое желание спать, минут десять — расправляя одеяло и выдергивая из подушки колющие в щеку острые перья — поворочался с боку на бок, подумал об Аносове. Горькая и унизительная произошла встреча. Сам виноват. Понимая это, он все же охотно давал волю растущему чувству нехорошей зависти к Вадиму. К зависти примешивалась еще и обида, — как собаке, швырнул на пол рваную подстилку...

В семь часов Вадим разбудил его:

— Скоро мне собираться на работу. К девяти.

Виктор Дмитриевич поднялся, протер глаза, тяжело кивнул головой:

— Не беспокойся, уйду сейчас, — Отведя мрачный взгляд, добавил: — Не останусь у тебя, не пропью ничего.

Умываться он отказался, боясь холодной воды. Вадиму было противно видеть его трясущиеся руки, опухшее, отечное лицо с красным рубцом на помятой щеке — след подушки. Неужели этот человек был его другом? Нет, нет, этот пропойца не может быть другом. Вон у него даже и глаза какие-то подловатые стали. Трудно, почти невозможно было сейчас представить этого трясущегося человека — в черном костюме, со скрипкой в руках, на залитой светом эстраде, перед тысячами людей, которым он приносит радость своим искусством...

Отказавшись от завтрака — без стопки ничего не полезло бы в рот — и зная, что опохмелиться Вадим не даст, Виктор Дмитриевич натянул пальтишко, коротко попрощался и, запахнувшись, ушел.

Оттягивая страшную минуту выхода на мороз, он немного постоял на лестничной площадке. Надо было вчера честно рассказать Вадиму обо всех своих мучениях и попросить помочь как-нибудь устроиться. Но что уж теперь... Теперь Вадим, конечно, не захочет ничего сделать.

Он спустился по лестнице и, как ныряют в ледяную воду, зажмурив на минуту глаза, вышел на улицу. Было еще совсем темно. Горели фонари. Около ворот, размахивая руками, прохаживались дворники. Не глядя он свернул в какой-то переулок, сам не зная, куда и зачем идет...

Выпустив приятеля, Вадим, как обычно в этот час, взял скрипку и принялся за утренние упражнения. Но, позанимавшись минут пятнадцать, он отложил инструмент. Поняв, отчего это беспокойство, он в сердцах обругал себя: «Кого выгнал на улицу? Друга! Отвращение оказалось сильнее дружбы».

Он сбежал во двор, отыскал дворника:

— Не видели, куда пошел мужчина в черном пальто?

— Украл чего? — с живым любопытством спросил дворник, торопливо завертывая уши солдатской шапки и вытряхивая из рукава милицейский свисток на длинной цепочке. — А я еще подумал: подозрительный какой-то.

— Да нет! Это ушел мой друг. Я забыл дать ему ключ от комнаты.

По дороге в школу Вадим все время думал о Викторе и не переставал ругать себя за то, что поддался чувству неприязни. Ведь таким сделала Виктора водка. Из-за нее он не устроен и бродяжничает, — даже умываться отвык. А что можно сделать? Дать на одежду? Пропьет. Устроить на работу? Выгонят за пьянство... Но неужели ничего нельзя сделать и никак нельзя спасти человека?..

После работы Вадим отправился на поиски. Мимоходом заглядывал в пивные. Присматривался к оборванцам около рынка. И все — напрасно.

Ни на один день не оставлял теперь Вадима укоряющий вопрос: где Виктор, что с ним?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Стоя на лестничной площадке, прижавшись к батарее, времени не угадаешь.

Наступление утра определялось по звукам за дверьми. В квартирах включали радио: гимн, последние известия, — мир живет большой жизнью. Шаги, плеск воды, стук посуды, голоса детей: часть большой жизни с ее буднями, трудностями и радостями, и главное — светлыми надеждами на будущее. А когда у человека нет надежд, он не живет, а существует, вот так, по-звериному, спасаясь в теплом углу от собачьей смерти на морозе.

В передних все чаще стучали шаги. Притопывая, надевали галоши. По радио уже передавали песни, вальсы, марши. Кто-то заботливо уговаривал: «Повяжи шарф. На улице сегодня очень холодно».

Виктор Дмитриевич знал, что ему пора убираться из чужой парадной. Сейчас люди пойдут на работу, могут наткнуться на него. Проклятое бездомье!

Он вспоминал о своем праве на жилплощадь в Асиной квартире. Но всякий раз отвергал эту мысль. В таком виде идти в суд и трясти этими лохмотьями? Кто станет защищать права спившегося оборванца? Какие права? Права имеет только человек, а он же пропойца и вор, — украл Асины платья. Лучше всего — уехать из города. А деньги на дорогу?..

Перед Новым годом Виктору Дмитриевичу посчастливилось заработать. Знакомый по рынку продавец, знающий его как опустившегося, но честного человека, взял его к себе на горячие дни предпраздничного базара. Он ездил на машине за елками, сгружал их, сортировал, обрубал сломанные ветви, по просьбе покупателей носил елки на квартиры, и за это ему хорошо платили, — накануне праздника люди были щедры. По уговору, продавец сберегал его деньги и отдал только за несколько дней до Нового года, добавив еще пятьдесят рублей от себя.

Получив сразу порядочную сумму, Виктор Дмитриевич решил привести себя в человеческий вид и уехать — начать работать, попытаться устроить свою жизнь.

Он заглянул в несколько пунктов по вербовке рабочей силы. Предложений были десятки: на строительство городов, шахт, лесозаводов, электростанций. Стране нужны были рабочие руки в любые края — близкие и далекие. На последнем пункте, где он побывал, он условился, что завтра явится заключать договор и поедет рабочим без специальности на строительство новой дороги в Сибирь.

У него даже поднялось настроение. Составив подробный список необходимых покупок, он зашел на почтамт, написал Асе открытку, но передумал и разорвал. Лучше приехать через год в отпуск и явиться самому — принимайте!..

Почувствовав голод, он забежал в столовую близ почтамта. Долго стоял около буфета, выбирая что-нибудь подешевле. Деньги нужны на одежду и предстоящую поездку. Хорошо бы показаться Асе еще до отъезда, но уже в приличном виде.

Он опять принялся разглядывать блюда с закусками. Дорого. Самым дешевым, безусловно, оказалась водка. Да надо и согреться. Он присел за крайний столик. Быстро выпить и сейчас же в магазины, — скоро перерыв. Прежде всего купить белье и пару рубашек.