Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Леля подошла к нему.

— Чего вы испугались? Вам кажется что-нибудь?.. Ну, сойдите со стола.

Бессознательно слушаясь спокойного властного голоса, Виктор Дмитриевич спустился на пол, прижался к сестре, ища у нее защиты. Леля обняла его за плечи.

— Не волнуйтесь, Виктор Дмитриевич. Ничего опасного здесь нет.

— А вы знаете, где находитесь? — спросил Мещеряков, не спуская глаз с больного.

— Я боюсь, — бормотал Виктор Дмитриевич. — Крысы отгрызут мне уши и пальцы. Как я буду играть? — Закрыв глаза, он опять надсадно закричал, и крик его гулко прокатился по коридору.

Мещеряков осмотрел на шее больного ссадины и кровоподтеки, оставшиеся от петли.

Опрашивать больного, чтобы записать анамнестические сведения о его прошлом, было сейчас бесполезно. Пришлось довольствоваться рассказом старшины Костромцова и тем, что можно было найти в документах Новикова.

— Куда его положить? — Леля уже выписала ордер на питание и ожидала распоряжения врача.

— К нам, в пятое отделение, к доктору Славянскому, — распорядился Алексей Тихонович.

Леля сделала знак двум санитаркам, стоявшим позади Новикова, и ласково объяснила ему:

— Сейчас вас вымоют и проводят в отделение. Вы ляжете спать... Тетя Феня, — обратилась она к худенькой пожилой женщине с простыней в руках.

— Я негодяй, но не надо пытать меня! — отмахиваясь руками, закричал Виктор Дмитриевич. — Лучше убейте сразу!

Санитарки взяли его под руки и повели в ванную. Там он немного успокоился, увидев просторную чистую комнату со сверкающим кафельным полом и белыми стенами. Он оглядывался на окна, ожидая увидеть решетки. Но окна были задернуты занавесками. В углу стоял белый диван, на нем лежали чистые простыни и белье.

С помощью другой санитарки тетя Феня ловко мыла нового больного.

— Видите, как все хорошо, — приговаривала она, смеясь и намыливая ему плечи, — может быть, вам потеплее воду сделать, Виктор Дмитриевич?.. Правильно, правильно, и голову обязательно вымыть надо. Какой вы молодец у нас, сами голову моете... Сейчас мы оденемся и пойдем...

Она помогла ему вытереться, надела на него чистую пару белья и халат, дала костюм, валенки, пальто, шапку и, когда он послушно оделся, повела в пятое отделение.

Поручив двум санитаркам заканчивать украшение елки, старшая сестра пятого отделения Анна Андреевна вышла на звонок, приняла нового больного. Уложив его, она побежала, мягко семеня коротенькими ногами по синей ковровой дорожке в ординаторскую.

Доктор Славинский, совсем собравшийся уходить, разговаривал по телефону с женой. Одной рукой он держал трубку, а другой запирал непослушно ерзавший по столу портфель.

— Тонечка, я достал билеты на новогодний концерт. Идем?

Защелкнув наконец замок, Петр Афанасьевич вопросительно посмотрел на старшую сестру. Анна Андреевна, приходившаяся высокому Славинскому только по плечо, как всегда при разговоре с ним, запрокинула голову чуть назад, но не отваживалась перебить его разговор с женой. Улыбаясь, быстрым движением бровей и глаз он показал ей на котиковую шапку и шарф, лежавшие рядом с портфелем — видите, ухожу! — и ответил жене:

— Очень хорошо, Тонечка. Собирайся. Сейчас выезжаю... уже одеваюсь. — Закончив разговор, Славинский надел шапку, повязал шарф. Достал из-за шкафа свои галоши и, держа их в руках, снова посмотрел на подозрительно молчавшую старшую сестру.

В широком, торчавшем колоколом халате, туго перетянутом пояском, Анна Андреевна казалась ростом еще меньше, чем обычно. Полная, с блестящей кожей на лице и на руках, она всегда напоминала Славинскому куклу-грелку, нечаянно соскочившую с чайника. Петр Афанасьевич добродушно улыбался, глядя на нее, и завидовал ее здоровью. Анна Андреевна вытерла платочком щеки, — она часто так делала, будто показывая, что ее сочные, румяные щеки не накрашены.

— Поступил делирик... Новиков... состояние тяжелое...

— Спасибо, — Славинский опустил галоши на портфель. Не снимая шапки, отошел от стола и несколько минут молча смотрел на заснеженный больничный парк.

За дальними деревьями негреющее яркое солнце нехотя опускалось в глубокие серо-голубые снега. На подоконнике и на руках Славинского лежали косые красноватые полосы. По аллеям шли служащие, уже закончившие работу. Сегодня все шли быстрее обычного, спешили подготовиться к встрече Нового года.

Славинский снял шапку, вздохнул и, улыбаясь, отдал свои билеты старшей сестре. Забыв сбросить шарф, Петр Афанасьевич надел собственный шелковый халат. Тонкими пальцами застегивая на ходу манжеты, он пошел в первую наблюдательную палату к новому больному.

В палату Славинский входил всегда спокойно, с приветливой улыбкой. Эта подкупающая, независимая от его настроения улыбка и постоянно смеющиеся под толстыми стеклами очков серые глаза как-то сразу располагали к себе даже самых возбужденных больных.

— Ну-с, так как наши дела? — улыбаясь, спросил Славинский у нового больного. Он присел на кровать, нащупывая и подсчитывая его пульс: пульс был неровный, слабого наполнения, — измотанное водкой сердце начинало сдавать.

Состояние больного было опасным. Петр Афанасьевич счел невозможным положиться на дежурного — молодого, еще неопытного врача.

Новиков снова галлюцинировал, упрашивая охрипшим от напряжения голосом:

— Зачем вы держите меня?.. Крысы, крысы идут сюда... Спасите, ну спасите же!..

— Вы знаете, что я — доктор? — спросил Славинский.

— Я подлец! — Дыша раскрытым ртом, Виктор Дмитриевич облизнул пересохшие губы. — Я пропил Асины платья. Но зачем же рубить меня на куски и выбрасывать в сток? Лучше я сам умру. Пустите меня, и я сам умру!..

— Камфару с кофеином, — распорядился Славинский.

Дежурная сестра бросилась в процедурную — готовить шприц и подогревать ампулы с камфарой, а Петр Афанасьевич, доставая из кармана блокнот и карандаш, подумал о Новикове: «Какой прекрасный пример делирия».

Галлюцинации у Виктора Дмитриевича не прекращались. Славинский все время заботился о поддержании его сердечной деятельности и, стараясь не пропустить ни слова, записывал болезненный бред.

В двенадцатом часу, уезжая, Петр Афанасьевич сделал ночные назначения и подчеркнул в дневнике наблюдений дежурной сестры повторное напоминание относительно Новикова: «Строгий надзор!!!»

Ночью он звонил из дому. Дежурная сестра докладывала, что больной не спит.

После полуночи состояние Виктора Дмитриевича обострилось. Ему опять послышался толкающий к смерти голос.

Соскочив с кровати и прижимая к груди решительно наклоненную голову, он разбежался по проходу, целясь головой в стенку. Санитарка вовремя успела встать на пути. Тяжелый, тупой удар пришелся ей в плечо.