Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Уходя, он дружески поглядел на Кошелева и Новикова, догадавшись, что они решили охранять его.

Мещерякову было ясно: симулирующий Подольный натворил что-то и в психиатрической больнице ищет убежища. Он связался по телефону с капитаном Батуриным.

Услышав о Подольном, Батурин оживленно воскликнул:

— А мы ищем его! Подольного надо срочно допросить. Он как — психически здоровый? Можно приехать?..

К вечеру Батурин приехал в больницу. Алексей Тихонович попросил у него разрешения, чтобы при допросе Подольного присутствовал Новиков. Капитан возражать не стал, но в их разговор вмешался Славинский:

— Я не делал бы этого. Что за надобность?

— Огромнейшая! — сейчас же откликнулся Мещеряков, подходя к Петру Афанасьевичу. — Что такое алкоголик?.. Человек этот физически живет, а душа его — гниет, разлагается. И прежде чем этому человеку прививать физическое отвращение к водке, надо остановить разложение его души... — Алексей Тихонович взглянул на недоумевающего Славинского и улыбнулся: — Здесь мало одной лишь бесстрастной врачебной добросовестности. Выработать физическое отвращение к водке — полумера. Алкоголик должен осознать, что пьянство — не только личное, но и общественное зло. Вот если ты воспитаешь у него такую сознательную ненависть к алкоголизму — ты победил...

Славинский предпочел уклониться от спора, отделавшись вопросом:

— А нам не придется продолжить дискуссию, когда Новиков поступит в больницу в третий раз?

Вызвав Новикова, Мещеряков попросил его начертить форму для графика дежурств сестер и санитарок отделения и оставил в ординаторской вместе с капитаном.

Батурин отнесся к Новикову приветливо, расспросил о лечении, сказал, чтобы после выписки он пришел прямо к нему. Когда привели Подольного, Виктор Дмитриевич спросил:

— Может быть, я мешаю?

— Вы будете заниматься своим делом, а я — своим, — ответил Батурин и приступил к допросу.

Как Виктор Дмитриевич ни пытался сосредоточить свое внимание на графике, ничего у него не получалось, и он — хотел того или не хотел — прислушивался к разговору Батурина с Подольным.

Из этого разговора он понял, что Подольный — вагоновожатый, вышел на работу с тяжелого похмелья. На перекрестке, невнимательно следя за сигналами, он тронул свой поезд, когда путь был закрыт, и поэтому произошло столкновение с грузовой машиной. В поднявшейся сумятице он скрылся. Как ни велик был испуг, Подольный сообразил позвонить жене. Не объясняя подробно, в чем дело, он сказал ей, что поедет в психиатрическую больницу, но она должна делать вид, будто ничего не знает о нем. По дороге он выпил еще почти пол-литра водки, примчался в диспансер, и через несколько часов уже был в приемном покое психиатрической больницы. Прежде чем розыск Подольного дал результаты, в милицию позвонил Мещеряков.

В разговоре с Батуриным вагоновожатый держался нагло, утверждал, что он ничего не помнит и в больницу прибыл еще в невменяемом состоянии...

На следующий день Подольного увезли во Вторую больницу на экспертизу.

О преступлении Подольного Виктор Дмитриевич рассказал Кошелеву. Подумав, старик понуро проговорил:

— Все мы не понимаем, какой вред для людей творим. Понимали б — не пили... Я тоже — золотой гарнитур испортил. Сколько людей старались над этим делом, а я загубил с похмелья... Только бы вылезти в жизнь. Десятому колену закажу не брать эту холеру в рот...

Ответа от сына Кошелева до сих пор еще не было. После того как Славинский отобрал у старика коробок с горелыми спичками, Никодим Савельевич считал дни, отмечая карандашом палочки на обертке от порошка.

Взволнованный историей с Подольным, Виктор Дмитриевич несколько вечеров подряд даже не ходил в общий зал смотреть телевизионные передачи, а сразу после ужина ложился. Раздумывая, он все больше убеждался, что Мещеряков был прав, говоря Подольному об ответственности.

«Напившись, я тоже терял чувство контроля. Если бы этого не было, разве посмел бы украсть Асины платья и пропить их? Какой все это ужас!»

Настроение Виктора Дмитриевича улучшилось неожиданно, и будто бы от пустяка. Но этот пустяк оказался необычайно для него важен.

За все время он ни разу не получал передач, — от кого бы? — и был радостно удивлен, когда Алексей Тихонович передал ему пачку папирос:

— От тети Фени...

Выкурив папиросы, он сложил мятую бумажную пачку «Звездочки» вчетверо и стал носить ее постоянно с собой, в кармане тужурки, как Кошелев — свой новый «календарь».

От поступивших больных Виктор Дмитриевич услышал, что в одном институте проводят лечение алкоголиков каким-то новым способом.

— То ли антабус, то ли антобус... или тиурам... порошок такой. Если жить хочешь — пить не будешь, — рассказывал опившийся старый железнодорожник, еще недавно бывший заместитель начальника управления дороги, а теперь с трудом добившийся места весовщика. — После этого способа, как взял водки в рот, так и беги сам себе венок заказывать. Поневоле удержишься. Но лечение страшное. И не попасть — очередь...

Виктор Дмитриевич сейчас же обратился к Мещерякову:

— Говорят, есть новый способ.

— Но это — трудный очень способ... Не боитесь?

— Лучше вытерпеть что угодно, только бы...

О новом методе лечения алкоголизма Мещеряков знал хорошо. Он ознакомился со всей появившейся по этому вопросу литературой и уже в течение месяца ездил в институт, изучал применение антобуса или, как его еще называли, тиурама — тетраэтилтиурамдисульфида, вырабатывающего стойкую отрицательную реакцию на алкоголь. В больницах никто пока не применял тиурама. Этот эффективный метод был сложен, предназначался лишь для незначительной части алкоголиков, с наиболее крепким организмом.

Тиурам — технический препарат резиновой промышленности, и для использования его в медицине надо было производить перегонку по определенной схеме. Но сложность заключалась не только в том, чтобы достать и приготовить тиурам. Трудный метод лечения требовал особой осторожности. В начале освоения препарата имели место смертельные случаи. Теперь новый метод был уже освоен, смертельных случаев больше не было, но трудности все равно остались.

И без просьбы Новикова Алексей Тихонович сам задумывался над возможностью лечения его этим препаратом, изучал историю болезни Виктора Дмитриевича, сопоставлял прежние и нынешние заключения терапевта и рентгеноскопию.

Московская профессура, уже имевшая значительный опыт применения тиурама, рекомендовала его лишь для тех алкоголиков, которые неоднократно и безуспешно лечились до этого другими способами. Но Мещеряков не придерживался правила, что всякую рекомендацию надо огулом распространять на всех подряд больных. Подход здесь должен быть строго индивидуальным.