Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Виктор Дмитриевич разыскал заместителя главного врача близ центральной котельной.

Нахмуренные брови и малоподвижные глаза Юдина создавали впечатление, что он всегда находится в состоянии задумчивости. Неприветливое лицо его выглядело старческим. В шинели без погон, в полковничьей папахе, в глубоких фетровых галошах «Прощай молодость!», с палкой в руках, Юдин стоял перед входом в котельную и кричал на мужчину в черном ватнике:

— Под суд отдам вас, Петров! Я вам не главный врач! Это Евгений Михайлович миндальничает с вами! Я заставлю работать как следует!

Не обращая внимания на крик, Петров ковырял носком грубого рабочего ботинка рассыпанный шлак и повторял то, что, видимо, уже тысячу раз объяснял начальству:

— Инструмента никакого нет. За последние месяцы весь разворовали. И мастерской нет. Где и чем я стану делать эти прожектора из белой жести?

— Надо сделать! — опять прокричал Юдин.

Поправив переброшенную через плечо полевую сумку, из которой торчали плоскогубцы и моток провода, Петров вскинул на Юдина белобровые глаза:

— Бросьте вы эту вашу манеру — разговаривать, как в лесу кричать... И зачем надумали ставить прожектора только на дороге от ворот до приемного покоя? Вы пройдите ночью по всей территории. Около крайних отделений один черт ногу сломит, а другой — споткнется и затеряется. — Глаза Петрова смеялись.

Юдин продолжал ругаться. Желтое плоское лицо его с бесцветными губами показалось Виктору Дмитриевичу знакомым. Он стал припоминать, где мог встречаться с этим пожилым мужчиной, и узнал в Юдине того человека, что на толкучем рынке однажды спрашивал, нет ли полковничьей папахи.

Отругав монтера, Юдин быстро повернул голову, выслушал Виктора Дмитриевича, Протянув ему руку, он любезно улыбнулся:

— Премного рад... Тут у нас есть небольшое срочное дело. Я проведу вас, Пойдемте, дорогой ...

В этот день Мещеряков не ушел домой до тех пор,пока Виктор Дмитриевич не вернулся с работы.

Для Кошелева Алексей Тихонович выбрал комбинированный метод лечения коллективным гипнозом и апоморфином. Основанный на учении Павлова, этот метод, при помощи рвотных средств, вырабатывал у больного отрицательный условный рефлекс на алкоголь.

Мещеряков придерживался метода коллективного гипноза, соглашаясь с мыслью покойного академика Бехтерева, что коллективный гипноз более эффективен в силу взаимной индукции больных и дает возможность лечить не одного, а сразу целую группу. Последнее время такое лечение почти не применялось врачами.

К лечению Кошелев отнесся очень серьезно. Это помогло быстро выработать у него нужный рефлекс.

На пятнадцатом — контрольном — сеансе Мещеряков ввел ему вместо апоморфина физиологический раствор. Потом почти насильно влил в рот Никодиму Савельевичу мензурку спирта. У старика началась долгая рвота, — такая, что на несколько минут он даже потерял сознание.

Желаемый эффект был достигнут. Предстояло только усилить и закрепить его. После пятнадцатого сеанса Алексей Тихонович назначил Кошелеву апоморфин через день, а в промежуточные дни внушал ему в состоянии гипнотического сна все то же отвращение к алкоголю.

Возражая некоторым врачам, окружавшим лечение алкоголиков напускной таинственностью, Мещеряков, прежде чем окончательно выбрать способ лечения Новикова, спросил:

— Вы верите в силу лечения? Ну в силу гипноза, например?

Этот вопрос он задал не случайно. Вера больного в силу лечения — первый помощник врача и первая надежда на успех.

Виктор Дмитриевич вспомнил, как он ходил к гипнотизеру, и откровенно признался:

— Может быть, и глупо, но мне все-таки кажется, что гипноз — это цирк, эстрада... только вы не сердитесь.

Мещеряков и не думал сердиться. Он рассердился бы, если бы Новиков и не верил, а сказал, что верит. Его порадовал прямой ответ, — значит между врачом и больным есть внутренний контакт, без которого немыслимо лечить алкоголика. Но начинать лечение, если больной не верит в успех, — бесполезно.

Присутствовавшая при этой беседе Беликова не представляла, какой же выход найдет Алексей Тихонович, и немного удивилась, когда он вдруг стал открывать Новикову «секреты» гипноза. Вопреки обычным врачебным правилам, Мещеряков сказал, что сначала убедит Виктора Дмитриевича в силе лечения и только потом начнет его.

В тот же день на одиночный сеанс, на котором была и Беликова, старавшаяся внимательно присматриваться к каждой мелочи в работе Мещерякова, пригласили зрителем и Виктора Дмитриевича.

Он увидел, как посреди процедурной, откинувшись на спинку стула и бессильно опустив руки, спит Кошелев.

— Теперь стойте спокойно, смотрите, — сказал Мещеряков, наблюдая за спящим и не поворачивая головы в сторону Виктора Дмитриевича. — Сейчас вы убедитесь, что он находится в состоянии гипнотического сна.

Подняв руку Кошелева, Алексей Тихонович оставил ее держаться совершенно вертикально. Потом он поднял его ногу и согнул ее в такое неудобное положение, в каком — в обычном состоянии — человек не мог бы высидеть и минуты.

Когда Виктор Дмитриевич убедился, что Кошелев находится в состоянии гипнотического сна, Алексей Тихонович усадил старика в прежнее положение и спокойно, убеждающим голосом заговорил:

— Вам сейчас хочется выпить. Очень хочется выпить. Перед вами водка. Но вы не можете выпить ее. Вкус и запах водки вызывают у вас резкое отвращение.

Кошелев попытался отвернуть голову и поморщился.

Это впечатление было так сильно, что Виктор Дмитриевич сам испытал подступающую к горлу тошноту и поморщился вслед за стариком.

Мещеряков продолжал внушать:

— Вам хочется выпить, но вы не можете выпить. Вы испытываете резкое отвращение к водке. Вы не сможете выпить... Вы слышите запах водки, и вас уже начинает тошнить...

Наклонив голову чуть вперед, Кошелев с трудом подавил тошнотные спазмы. Алексей Тихонович внушал ему:

— Каждый раз, как только вы попробуете выпить водки, вас будет тошнить все сильнее, сильнее, сильнее...

Спокойный голос Мещерякова чуть заметно напрягся. Весь в каком-то застывшем порыве, Алексей Тихонович говорил теперь быстро, почти не делая пауз между фразами:

— Каждый раз вас будет тошнить. Вы будете испытывать отвращение к водке все сильнее, сильнее, сильнее...

Кошелев еще больше морщился, кривя губы, мотал головой, наклоняя ее вперед.

— А если все-таки попробуете выпить, — продолжал Алексей Тихонович, — вас сразу же вырвет, вырвет... вот и теперь вас уже рвет... рвет мучительно...

Еще больше подавшегося вперед Кошелева вырвало в стоявший перед ним тазик.

Беликова брезгливо поморщилась, отошла к столу, достала платочек и ключ. Она отвернулась в сторону, будто ей срочно надо было подвинуть стерилизатор, чтобы он не упал со стола.