Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Юдин, шаркая палкой по ковру, посмотрел на Телицына. Евгений Михайлович отвернулся.

— Сейчас я оправдываться не буду, но после — доложу вам, в чем дело, — отводя в сторону глаза, проговорил Юдин и сжал губы.

Телицын понял — Юдин все свалит на него. Еще накануне он предупреждал, что возьмет сегодня на несколько часов санитарную машину — отправить картошку в стройконтору, как было обещано в связи с ремонтом телицынской квартиры.

Обещание объясниться не произвело на Марину Ивановну никакого впечатления. Она сказала:

— Я отдам приказ. Рабочий день шофера оплатить за ваш счет. Стоимость бензина высчитать в тройном размере... Я бы не стала по такой цене солить капусту... У меня — все.

— Когда прикажете быть с докладом? — спросил Юдин, направляясь к двери.

— Не надо никакого доклада. Похожу — сама увижу.

Юдин ушел, Марина Ивановна не сдержала улыбки:

— Где вы откопали такого?

— Крупный хозяйственник. Блестящие документы. — Телицын повертелся в кресле. — Вскоре после вашего отъезда в Москву бывший заместитель по хозяйственной части подал заявление об увольнении.

— Он писал мне, что не может работать с вами. Его уход был протестом — пассивным и неправильным, но все-таки протестом. — Марина Ивановна заложила за уши прямые, коротко остриженные волосы, — так когда-то стриглись рабочие делегатки.

Она поднялась и, пригласив Телицына следовать за ней, через боковую дверь прошла в зал конференций.

— Я очень устал, Марина Ивановна, — со вздохом сказал Телицын. — Хотел бы отдохнуть недельку. Не возражаете?

Выразив свое согласие наклоном головы, Марина Ивановна попросила Телицына сесть. Они сели друг против друга, и оба долго молчали, пока наконец Телицын, пожевав губами, не пробасил:

— Сижу как перед поездом.

— Да неужели бы вы и сами могли остаться здесь?

— Меня не поняли.

— Так говорят все, кого убирают с дороги.

Телицын склонил голову, поглядел за плечо Марины Ивановны на председательское кресло, вспомнил свой спор с Мещеряковым на конференции и задумчиво проговорил:

— Весь сыр-бор разгорелся из-за алкоголика Новикова... Если бы Мещеряков...

— Везде найдется свой Мещеряков, и не один. Вот этого вы, к сожалению, кажется, так и не поняли.

— Спасибо за прямоту, — Телицын встал. Они вернулись в кабинет. — Разрешите пойти пообедать, а тогда уже приступим к сдаче и приемке?..

Марина Ивановна осталась в кабинете одна. Ее начала охватывать непонятная тоска. Вероятно, все обстоит еще хуже, чем ей говорили...

Она походила по кабинету, сняла вышитые по-домашнему скатерки, сложила их вместе с подушечками в один угол дивана.

Вошла Чубарова, тихо спросила:

— Последние приказы будете читать?

— Нет, — ответила Марина Ивановна. — Заберите все эти украшения, и пусть комендант отдаст их в общежитие. А я... я пойду сейчас в отделения.

— Предупредить, что вы придете? — привычно предложила Надежда Антоновна.

— Предупредите завхоза, чтобы на завтра он приготовил машину и всю эту музейную мебель из кабинета перевез в клуб. И это трюмо — обязательно. А сюда пусть поставят обыкновенные стулья...

Марина Ивановна накинула пальто и пошла в первый корпус. И как только она вошла в вестибюль, не позвонив, а сама открыв дверь — к ее удивлению, ключ от отделений оказался у нее в кармане (значит, она так и не вынула его оттуда со дня отъезда), — она почувствовала, что нет никакой тоски, а просто есть взбадривающее ощущение, что предстоит большая, трудная и интересная работа, по которой она так же соскучилась, как и по людям в своей больнице.

Хлипкий, осенний снег едва успел выпасть — и сразу же сошел.

Получив неделю отпуска, Телицын уехал в Москву, где у него были старые дружеские связи, и возвратился в превосходном настроении. Он привез с собою приказ о назначении его консультантом в одну из крупнейших московских психиатрических больниц.

— Вот еще что мешает нам жить! — только и смог сказать Алексей Тихонович, узнав эту новость.

В квартире, освободившейся после отъезда Телицына, одну комнату Марина Ивановна отдала многосемейной санитарке, ютившейся в общежитии, а в другую вселила семью Коли Петрова.

В один из первых же дней после своего приезда она попросила Петрова сходить с ней в ночной обход — посмотреть, где поставить световые точки.

Обойдя ночью всю территорию, Марина Ивановна приказала Юдину немедленно привести в порядок все дороги к отделениям.

— Есть, есть! Сделаем! — прищелкивая каблуками, принял он приказание. — Я несколько раз предлагал Евгению Михайловичу...

Через неделю она вызвала его ночью из дому и отправилась с ним по территории.

На дорогах ничего не было сделано. Марина Ивановна шла молча. В первый же раз, как только Юдин ступил в темноте в лужу и зачерпнул ботинком воды, он принялся кричать:

— Я же приказал завхозу! Прохвосты все! Сейчас вернусь, накачаю его!..

— Ничего вы не приказывали завхозу, — ничуть не повышая тона, возразила Марина Ивановна. — Сегодня вечером я разговаривала с ним. У вас, на Измайловском, около дома светло, а по этим дорогам ночью надо вести или, еще хуже, нести на носилках больных из приемного покоя. Давайте договоримся. Если хотите работать у нас в больнице, начинайте с исполнительности и честности. В вашем возрасте люди должны уважать себя...

Утром повезли к дорогам шлак, щебень, песок, провода. Полутора недель — до начала снегопадов — оказалось вполне достаточно, чтобы исправить и осветить дороги.

Докладывая теперь об исполнении какого-нибудь распоряжения, Юдин каждый раз говорил:

— Помню наш ночной разговор. Хороший урок вы дали. Перестраиваюсь, Марина Ивановна...

Упразднив придуманную Телицыным должность личного секретаря, Марина Ивановна предложила Чубаровой вернуться на ее прежнюю работу машинистки и выделила ей маленькую комнатку за буфетом. Видя, как переезжает надувшаяся Чубарова, тетя Феня засмеялась:

— Порезвились телята, пора и в жареное...

Марина Ивановна вовсе не была склонна производить «расчистку» после хозяйничания Телицына. Но многое надо было сразу же поставить на место, иначе трудно было работать.

Быстро закончив с первыми организационными вопросами, она занялась главным — лечебной работой. Зайдя в лабораторию к Мещерякову и ознакомившись с накопившейся уже целой серией записанных им плетизмограмм, она запротестовала, когда он завел было речь о лечении алкоголиков.

— Не спешите, Алексей Тихонович. Об этом у нас будет особый и большой разговор, а не на ходу. Надо хорошенько обдумать все. И вы подумайте, и я соберусь с мыслями.

Марина Ивановна отложила последнюю просмотренную плетизмограмму.

— Давайте соберем партийный актив. Посоветуемся обо всем. Расскажу, что видела, чему научилась. Требования теперь у меня будут к вам большие. Да и много гадости осталось после Телицына. Одна я ничего не сумею сделать. Только с вашей помощью. Хозяйственные вопросы решу и в рабочем порядке. Но главное наше дело — лечебная работа... и люди...