Василий Лебедев - Посреди России

— Ладно. А разве завтра выгонять?

— А ты с неба свалилась? Я тебе утром говорил!

— Ничего ты мне не говорил!

— Ну, так сейчас говорю!

— А ты не ори на меня, я тебе не Люська каменская!

Ну что ты будешь делать! Как чуть чего — так Люськой каменской тычет. Ну был у нее в магазине, ну заходил с заднего хода, а с какого же заходить? Сколько раз он ей объяснял это! Но каждый раз длинные языки доносят ей. Председатель сжал ладонями свой костлявый лоб, прикусил подушку и сдержался. Он давно был готов к хорошему скандалу, но начинать его в посевную опасался: и так хлопот выше головы.

— Я не ору, а ты слушай: скажи, чтобы этот деятель завтра выгонял на выруб, там все равно не косим. Слышишь?

— Ладно… А ты зашел бы к Генке-то. Чего он дурью мается: то крыльцо новое строит, то углы пилит. Подумаешь, Витька Гутьку увел! Оставался бы да работал, а то торчит, как сыч, в окошке. Бабы говорили, на одной картошке сидит, молоко и то не стал брать, денег, видать, нет.

— Ну и что?

— А то: как бы чего с голоду-то не выкинул. Ведь было же на днях — напал с топором на тетку Дусю Баруздину.

— Было, — согласился председатель.

— А если он Витьку с Гутькой встретит, тогда чего? А?

— Вот тоже деятель прибыл!

— Ты давай зайди к нему и поговори. Чего молчишь?

— Зайду…

Председатель сказал это, не пропуская саму мысль о Генке в глубину сознания, забитого массой дел. Он уставал не на шутку. Помимо хлопот, связанных с посевной и фермами, не было дня, чтобы что-нибудь не случилось. Сегодня с утра преподнесли в Полянах — самой отдаленной деревне колхоза — еще одну неприятность. Тракторист Сергей Артюшкин поехал на озеро мыть тракторные сани. Никогда такого не было, а он надумал мыть из-под навоза. Загнал сани задом в реку и оставил там на двое суток. Потом приезжает, подцепил, дернул — ни с места: засосало сани. Он снова дергать — опять ни с места. Гусеницы проворачиваются на песчаном грунте, и все. Он на газ — только песок летит назад, а все без толку. Тогда Артюшкин решил качнуть сани в сторону, повернул трактор вдоль берега, а стоял на самой кромке, дал газу, да и слетел в реку. Как сам вылез — никому не понятно. Приходит в контору — мокрый, смеется, сукин сын, а председатель теперь ломай голову, как тащить технику. А сделать это надо быстро, ведь посевная, да и в районе узнают — беда. Паршивый случай…

Он уснул, подвернув руку под себя. Во сне бредил. Снилась какая-то неприятность и продолжала дергать нервы даже ночью.

— Вставай! Вставай, слышишь?

Нет голоса противнее, чем вот этот, тещин, когда она будит его по утрам.

— Вставай! Ты что — окостенел? Вставай!

— Слышу…

— Лешка уж машину завел, — врет она, чтобы растормошить зятя.

Председатель верит и не верит, но поднимается и идет, покачиваясь, за дверь. Сердце прыгает как мяч. Глухо шумит в висках. Давит недосып. «Отсеюсь — усну сразу на двое суток», — мечтает он и не верит, что придет такое время. Он каждый день скандалит с доярками и каждое утро удивляется: как же они могут высыпаться, ведь встают еще раньше!

По мосту он прошел в полумраке еще неоткрытого двора. Запахи его действуют ободряюще, отодвигают на время тяжелые думы, приближая к простым заботам своего дома. В полумраке он слышит, как ро́стятся куры и юркают овцы, сухо стукаясь о доски заклети. Утро… «Позвоню-ка я Спиридонову на льнозавод, попрошу кран у него. Поросеночка, скажу, мартовского будешь иметь…» — думает председатель. Застегнувшись на ходу, он спускается по лестнице на липкую подстилку, открывает курам оконце и идет умываться.

Машина завелась сразу, но шофер вспомнил, что не заправился, и виновато посмотрел на хозяина.

— Не мог с вечера, что ли? — ворчит председатель, жалея тех десяти минут, которые он мог бы побыть еще дома, но тут он вспомнил про Генку и даже обрадовался такому случаю: — Я буду ждать у Генки Архипова!

Вдоль березовой аллеи была проложена тропинка, и по ней председатель дошел до архиповского дома. Дверь на крыльце была не заперта, вторая дверь, в жилую половину, и вовсе распахнута. Председатель прямо с моста увидел спящего на лавке Генку. Тот спал в одежде, даже не сняв сапоги.

«Пьяный, что ли?» — подумал председатель и хотел крикнуть, но потом подошел и потряс Генку за нос.

— Эй ты, деятель! Пора в школу!

Генка нервно кинул носом в сторону, словно отгоняя муху, и открыл глаза. Увидев, кто пришел, он свесил ноги и засопел, глядя исподлобья.

— Дверь закрывай! — вдруг рявкнул он.

— Да ведь и была открыта, чего орать-то!..

— Надо, и ору! В председатели вылез, так думаешь, и по губам не получишь?

— Ну, дай, если охота, — сразу сменил позу председатель и посмотрел на дверь: уйти, пожалуй…

— За какие это тебя заслуги вознесли?

— Предложили — и принял колхоз.

— Предложили! Мне вот чего-то не предлагают, хоть не я, а ты у меня, бывало, задачки-то списывал! А теперь шапкой не докинешь и походка, как у гуся.

— Не завидуй! Садись на мое место — скоро наешься.

— Неужели уступишь?

— Уступлю.

— Врешь, брат! Уж если ты на машине поездил, то пешком не пойдешь, все и будешь смотреть, как бы снова пристроиться.

— А я тебе говорю: садись на мое место — наешься горячего до слез, вот тогда и узнаешь, какая это такая машина! Понял или нет? Хвати, говорю, горячего до слез!

— А я уже хватил всяких пайков — от двадцати девяти копеек в сутки и выше…

Председатель помолчал, соображая, потом негромко ответил:

— А я тут при чем? Я пришел к тебе…

— Агитировать?

— Спросить, как жить думаешь.

— Не твоя забота! А пока живу не хуже тебя, ясно? И еще лучше буду!

— Да я вот и смотрю, — ухмыльнулся председатель, окинув взглядом захламленный стол, сбитый половик на затоптанном полу, оборванную занавеску. — От такой жизни не только углы — стены скоро распилишь на дрова.

— А ну, проваливай! — вскочил Генка. — Проваливай, говорю!

— Но, но! Тихо ты! Тихо! — председатель по-петушиному отскочил к порогу, боком выбежал на крыльцо.

Генка захлопнул дверь, и сразу к печке — напиться. Но пустое ведро валялось на полу. Генка бросил алюминиевый ковш и выругался.

«Уехать. Обязательно уехать!» — упорно повторял он, сжимая кулаки.

Но пить все-таки хотелось, и он, успокоившись немного, поднял закатившееся под печку ведро, пошел на колодец. Пошел прямо в том, в чем спал, — в дедовых, очень длинных штанах, в грязной нижней рубахе навыпуск. Он шел в этом наряде через дорогу, посвечивая лысиной на утреннем солнце. Тетка Домна смотрела на него от своего дома из-под ладони и качала завязанной головой.

Генка достал воды и стал пить прямо у колодца, поставив ведро на сруб. Пил он долго, маленькими глотками, пока вблизи не зафыркал председательский грузовик. Генка воловьим глазом следил за машиной поверх кромки ведра, а когда та была уже совсем рядом — поднял ведро на палец и неторопливо пошел через дорогу.