Василий Лебедев - Посреди России

— Эй, Олена! Собирай на стол-то, я мигом! — не заходя домой, он снял рубаху и пошел купаться.

Вскоре она услышала, как отец плюхнулся с мостков в воду, и, должно быть, от этого звука в палатке проснулись. Лена представила, какая там, под пологом, жара, ведь солнце шпарило с самого восхода.

— У-хх! — услышала она чей-то утробный вздох.

Выглянула в окошко.

Из палатки выползал длинный турист. Неуклюжий, сгорбленный. Ключицы, кадык, локти, коленки, костистый затылок, скулы, — все выпирало в нем, как на суковатой жерди.

— О-хх! — снова простонал он, схватившись одной рукой за голову, а второй упираясь на прибрежные камни, полез в озеро ногами вперед. Забравшись по брюхо, он присел так, что над водой синела только одна стриженая голова.

— Подальше бы забрались! — крикнул отец. — Тут похолодней, плывите!

— Не умею! У-хх… — и он блаженно погрузился по самые уши.

Вторым выкатился из палатки толстячок. Он ошалело огляделся и тоже пошел в воду, почесываясь и прихрамывая. Прежде чем броситься в воду, он обтерся, потом присел и только после этого поплыл, нагоняя волну перед собой и так шлепая толстыми ногами, что за брызгами скрылась его сивая голова.

Вадима тоже разморило. Он вышел наружу, растер ладонями лицо, пошатываясь двинулся к воде. Спина у него была черная от загара и только из-под плавок виднелся белый обрез кожи. Зашел в воду, не отымая ладоней от лица, упал плашмя и на секунду-другую замер в блаженной неподвижности. Потом повернулся на спину, с силой выдохнул воздух и, должно быть, придя в себя или заметив в окне Лену, он снова резко повернулся и мощными бросками пошел рассекать Онего, почти до пояса вырываясь из воды.

— Готово? — голос отца под самым окошком.

— Готово, — вздрогнула она от неожиданности и отошла к столу нарезать хлеб. Она достала из-под влажного полотенца одну из шести больших буханок — недельный запас, с прошлой пятницы, — а сама прислушивалась к всплескам на озере.

Отец ел свежие щи из глиняной миски, она — из старой тарелки, самой любимой.

— Чего-то вчера вокруг церкви ходили, — заметил отец.

— Надо, вот и ходили, — ответила Лена, и то, что она сразу поняла, о ком идет речь, насторожило отца.

— Внутрь забирались. Длинный хотел в волоковое окошко пролезти, раз тощий, да где там! Вроде дверь расшибали, потом у Морозовых топор брали, заколачивали. Не грабители, видать. А внутри-то, слышь, на самый верх полезли, на иконостас — только там иконы остались, — так один, говорят, хрястнулся оттуда. Маленький хрястнулся-то: хромает, видела?

Лена не слышала последних слов.

— Ты чего? — тронул он ложкой за локоть.

— Ничего… — очнулась она.

— А ничего, так ешь давай!

Он не привык грубить с дочерью, и если это вырывалось порой, то сразу старался сгладить неловкость. Сейчас он тоже глянул в окно, увидел охваченное рябью озеро, все, до самого горизонта, примирительно заметил:

— Ветерок поднялся. Надо думать, к двум часам можно пойти, перевернуть сегодняшнее-то. Хорошо под-вянет, — он посмотрел на дочь и с удовольствием добавил: — Много я сегодня скосил, весь угол до самого часто-пенья ухнул!

— Значит, с сеном будем, — по-хозяйски, как мать, отозвалась Лена.

— Не то сено, что на лугу, а то, что в стогу. Ты сходи, растряси валки-то. Переверни.

— Ладно.

— А может, тебе учить надо, тогда…

— Схожу.

— Квас-то поставила?

— Хлеб при маме замочен. Вечером процежу.

— Сделаешь — в подвал не забудь вынести.

— Папа, как будто мне в первый раз!

Он виновато поскреб ложкой по миске и все же нашел, что сказать ей:

— Подлей-ка еще: вкусно варишь!

В семнадцать лет нетрудно пробежать три километра до покоса, растрясти сенные валы, порадоваться на отцов труд и на свой. Лену как на крыльях несло назад, домой. Вот уже из-за бугра показалась церквушка. Она была маленькая, срубленная еще в незапамятные времена. Бревна ее почерневшей клетки — все двадцать венцов до крыши — не были обшиты тесом, и потому время поработало над ними: расщелявило и проточило даже смолистые комли… Из центра конька торчала главка без креста, крытая осиновой дранкой. Маленькая бочка над алтарем совсем не имела главы, ее не помнил даже отец Лены. Крыша над трапезной была перекрыта лет восемь назад по указанию района, а над галереей-папертью так и осталась худой. Пол там совсем прогнил… Маленькой Лена очень боялась этой церквухи, боялась оттого, что туда на ночь носили покойников. Теперь она выросла и страхи давно прошли.

Когда из-за бугра показались дома, она стала их по привычке пересчитывать: один, два… все одиннадцать на месте. Громадные, почерневшие от времени, они стояли вразброс, напоминая заколоченными окнами слепых странников. В шести домах еще жили, а Лена помнила, когда жили во всех. Но с тех пор, как лесозаготовки отодвинулись за десятки километров, люди поразъехались, кто в город, кто в благоустроенные поселки леспромхозов, где были электричество, клуб, медпункт, столовая, артезианский колодец, деревянные тротуары, заработки, свадьбы… Хотелось туда и Лене. Порой она заводила про то разговор за семейным столом, но пока была жива бабушка, девяностолетняя старуха, отец и мать лишь отмахивались ложками: не говори пустое! Теперь и отец все чаще задумывался. «Совсем разъезжается деревня…» — скажет иной раз и покачает головой. Лена же в последнее время присмирела. Она ждала своего часа — отъезда в институт. Если попадет — на что лучше! — она на пять лет с лишним городской человек, а там видно будет… Приезжать станет сюда, как на дачу. А нынче, по осени, как только мать сдаст нетеля и пришлет денег, Лена купит хороший брючный костюм, темные очки. Выпросит и еще что-нибудь, а когда выучится на хирурга, тогда уж сама себе голова.

В раздумье она уже подошла к дому Морозовых. Глянула — в заулке стоит мотоцикл, но уже не на двух пнях — на одном, а заднее колесо надето. «Старается…» — подумала о Сашке, подумала с теплотой, ведь парень он хороший и любит ее — в этом она совершенно уверена и даже рада, но, не отдавшись еще этому непроверенному чувству, не откликнувшись на него, держала Сашку вроде бы про запас, в сторонке, как мать верные козыри, когда играет в карты зимой с соседкой.

Лена подошла к дому, прошла через открытую калитку и неожиданно остановилась.

— …и там были, мы уже с неделю путешествуем. Ближе все уже выхожено до нас.

Теперь она узнала этот голос.

— Все не выходишь, — отозвался отец. — Вот у нас еще никто не был. Приезжали несколько годов назад ученые вроде бы, посмотрели на церквуху, обмерили ее, обнюхали, сняли на карточку со всех сторон — и вблизи и издали — и уехали, а чтобы по домам — еще никто не ходил.

— Да, только в таких местах еще и можно найти что-либо интересное, — торопливо согласился Вадим.