Яков Липкович - И нет этому конца

До кустов они доползли благополучно. Дальше им предстояло, маскируясь кустами, пробежать большой кусок до оврага, который шел в обход Куммерсдорфа слева. Этой дорогой несколько часов назад дезертировали из-под Лауцена высокий немец и его приятель. Они без происшествий прошли почти все расстояние и только в лесу случайно попались. Но пока им везло. Угоди они в руки эсэсовцев или полевых жандармов, их бы вздернули на первом же суку…

Федя и Борис условились: делать короткие перебежки между кустами и подольше осматриваться.

После двадцати минут такого бега они оказались у широкого и довольно глубокого оврага. Кубарем скатились на самое дно. Конечно, в том, что они шли внизу, был немалый риск. Если бы их увидели сверху, то ничего не стоило бы забросать гранатами. Зато и обнаружить было труднее.

Срывков и Борис двигались гуськом, держа перед собой автоматы. Немца они пустили вперед — на всякий случай: овраг сильно петлял, и за каждым новым поворотом их подстерегала неизвестность. Да и немец все время был у них перед глазами.

Через каждые пять минут Срывков вскарабкивался по склону и, высунув голову, осматривал местность. Один раз поднялся и Борис…

Расстояние до Куммерсдорфа заметно сократилось. Сквозь деревья проглядывали дома, сараи, какие-то сооружения. Резко выделялась водонапорная башня. Где-то справа постреливали из пулеметов. Иногда в тишину вгрызался нутряной звук немецкого шестиствольного миномета. Какие-то очаги сопротивления? Но пленный по-прежнему утверждал, что в Куммерсдорфе немцы и русских там нет. Странно и непонятно.

Когда овраг вышел к первым домам, дезертир остановился и сделал знак: внимание!..

Замерли… Услышали голоса. Немцы!.. Звуки приближались к оврагу. Уже можно было разобрать отдельные слова, смешки…

Борис быстро огляделся и одновременно со Срывковым увидел растущее на правом склоне раскидистое дерево. Ярко освещенное луной, оно отбрасывало в овраг густую сеть теней. Мгновение, и все трое скрылись в ветвях — настоящих и отраженных.

Федя шепнул Борису:

— Скажите фрицу, ежели вздумает сбежать, первая пуля — ему.

Борис перевел.

— Найн, найн! [7] Нет, нет! — испуганно заверил немец.

— Тише!..

Смеясь и громко разговаривая, солдаты подошли к краю оврага. Из их реплик Борис понял, что им зачем-то нужно перебраться на другую сторону. Но ширина и глубина оврага несколько охладили их пыл. Правда, один из солдат все время порывался съехать на заднице под горку, но остальные его удерживали.

Сцена над оврагом закончилась тем, что солдаты поспорили, кто дальше пустит струю.

— Сейчас потопают назад, — с облегчением шепнул Федя.

Борис усмехнулся. В логике Феде не откажешь. Эти четыре фрица достаточно откровенно выразили свое отношение к оврагу. Да и вряд ли они полезут в собственные брызги.

Так оно и было. Вскоре они пошли прочь от оврага.

— Хорошо, что не над нами, — сказал Борис.

— Для них-то уж точно хорошо, — заметил Срывков.

Высказался и пленный. Презрительно бросил:

— Шайсдрек! [8] Дерьмо!

Кто знает, может быть, впервые ему стало стыдно за своих товарищей по оружию.

— Ну, потопали! — сказал Федя и обратился к замешкавшемуся немцу: — Форвертс!.. Форвертс!.. [9] Вперед!.. Вперед!..

Тот послушно занял свое место в голове цепочки.

На этот раз они прошли совсем мало — метров двести, не больше. Их остановили новые голоса. Опять немцы!.. Голоса звучали глуховато и приближались низом… Встреча была неизбежной! Что делать? Одно ясно: они не должны, не имеют права вступить в бой. Так же как возвращаться ни с чем.

— Быстро наверх! — приказал Срывков и первым бесшумно выбрался из оврага.

Мгновенно осмотрелся.

— Давай!

Подталкивая друг друга и мешок, Борис и пленный взобрались вверх по склону. Где-то на середине Борис весь внутренне замер — вот-вот, казалось, им в спину ударит автоматная очередь. Это было тогда, когда немцы шли, разговаривали и вдруг замолчали…

Наверху их ждал Срывков. В руке у него они увидели гранату. Значит, он готов был швырнуть ее, если бы гитлеровцы заметили их.

— Ложись!

Они легли.

Голоса приближались. Немцев было трое. Они тянули связь и ругали какого-то фельдфебеля, который сам завалился спать, а их погнал на линию. Вскоре голоса и шаги раздались прямо под ними, а затем стали отдаляться.

Обождали еще.

— Пошли! — сказал Срывков и спустился вниз. За ним съехали в овраг и Борис с пленным.

Метров через триста, как предупредил их дезертир, начинался самый трудный и опасный участок пути. Овраг подходил близко к домам, а так как правый склон постепенно сходил на нет, то их легко могли увидеть из окон. Кроме того, в одном месте над оврагом был перекинут мост, охраняемый пулеметчиками.

Срывков пошел рядом с пленным.

— Зовут-то тебя как? Фрицем?

— Ганс Клозе, — ответил тот и улыбнулся открытыми деснами.

— Ганс? Ганс так Ганс…

По тому, как Федя это сказал, Борис почувствовал, что он что-то задумал. И не ошибся.

— Товарищ старший лейтенант! — обернулся Срывков к Борису. — Переведите ему, что у меня к нему дело есть.

Борис перевел. Пленный рассыпался в любезностях: он, мол, всегда рад помочь господину унтер-офицеру.

— Ишь ты, рад! — усмехнулся разведчик. — Доктор, передайте ему, что ежели он жить хочет, а не гнить в земле сырой, то должен делать все, что я скажу.

Когда Борис перевел, немец в знак согласия бурно закивал головой:

— Я! Я! [10] Да! Да!

— Стоп! — сказал Срывков, и они остановились. — Доктор, возьмите у него мешок и дайте мне свой автомат.

— Это еще зачем? — Борис даже отодвинулся.

— Да не бойтесь. Сейчас сами увидите!

— Ну, хорошо, — сказал Борис и подал автомат разведчику.

Тот вынул обойму и принялся ее разряжать. Патроны так и защелкали в его коротких пальцах. Разрядив обойму, он вставил ее в автомат и протянул его пленному:

— На! Цени доверие!

Дезертир растерянно улыбался одними деснами и не спешил брать оружие.

— На. Держи, говорят тебе!

Но тот все дальше отводил руки с мешком от автомата.

— Доктор, возьмите у него мешок!

Борис все понял. То, что придумал Срывков, было здорово, хотя и рискованно. Но это, пожалуй, единственная возможность добраться до своих.

Понял все и немец. Он отдал мешок и нерешительно взял автомат.

— Доктор, — сказал Срывков, — спрячьте пистолет и гранаты под шинель… А шинель расстегните…

С этой минуты им предстояло изображать из себя свежих русских пленных, а дезертиру — их конвоира. Договорились с Гансом: если спросят о них, сказать, что это захваченные в плен русские медики. Расчет был простой: вряд ли кого-нибудь особо заинтересуют санитар да фельдшер.