Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

Солнце уже садилось. Рыжее и тощее, каким и положено ему быть в Заполярье, оно тускло отражалось на стальных телах кораблей.

«Зайду к Юле», — решил Савчук.

Она встретила его доброй улыбкой, помогла снять пальто.

— Присаживайся, морской скиталец.

— Сколько мы с тобой не виделись? — Улыбнулся Савчук. — Семнадцать? Ты совсем не изменилась, а вот я постарел. Седины, а?

Она засмеялась:

— Женя, ты шутишь! Это на твоих висках осела морская соль! Ну, садись на диван. Куда ходил, докладывай!

— Море глядел, — грустно сказал Савчук. — Да, война…

— У тебя так и нет детей? — спросила она.

— Нет. Сына мне хотелось… — Он сжал губы.

— Я все знаю, Женя…

— Ладно, не надо об этом, — Савчук хрустнул суставами пальцев.

Наступила неловкая пауза. Юля отошла к окну и молча смотрела на залив. Он тоже молчал, устремив свой взгляд на стену, где висела большая фотография девушки. Савчук хорошо знал ее — это старшая дочь Юли. Она улыбнулась ему, точно спрашивала: «Ну чего грустишь, старче?» Прошлым летом заезжала к Савчукам в гости. В тот вечер он только вернулся со своей подмосковной дачи, привез букет незабудок. Жена готовила на стол. Раздался стук. Савчук открыл дверь и растерялся:

— Катя?

— Я самая, — улыбнулась девушка.

— С отцом приехала?

— Сама. Теперь я уже студентка. Геолог!

Она долго сидела у них. Уходя, обещала почаще заходить. Но так больше и не пришла. Где она сейчас? Наверное, там, в Москве. «Нет, у студентов сейчас каникулы», — подумал Савчук. Ему казалось, что она чем-то похожа на него. Глазами. Большие, ясные. Савчук сел на свое место и, глядя на хозяйку, сказал:

— Завидую тебе, Юля! Красавица у тебя дочь. Скоро институт окончит, и тогда подай ей жениха.

— Нет дома Катеньки, — глухо сказала Юля, прижав к глазам платок.

Савчук встал, подошел к ней:

— Что ты говоришь?

Юля повернулась к нему. На лице крупные, с горошину, слезы, а в глазах столько печали, что Савчук невольно потупил взгляд.

— Уехала на практику в Саяны и… сорвалась с обрыва. Лежит в гипсе…

Савчук чувствовал себя неловко, ему хотелось как-то утешить женщину. Он нежно взял ее за руку. Она утерла слезы и через силу улыбнулась:

— Извини, я так… А Маша приедет? Вот хорошо. Способная художница…

Ее глаза блестели, как море на зорьке. Нежное с родинкой лицо, чуть смуглое, глаза большие, карие смотрели удивительно мягко. На лице ни одной морщинки, хотя Юле уже под шестьдесят.

Савчук заходил по комнате:

— Скажи, Юля, почему мне не написала о Кате?

Она с укором глянула ему в лицо:

— А что бы ты сделал? Володю все вспоминаю…

Он закусил губу. Жаль ребят. А как Роман?

— Недавно перевелся в Севастополь.

— Так быстро? — удивился Савчук. — Мне он как-то писал, что служить будет только на Севере. Даже цитировал: «Заполярье стылое, глухое, сердце бередишь мое!»

Она грустила, и, чтобы развеять ее, Савчук стал рассказывать, как он провел год на юге. Задыхался от жары. В сущности, он северянин… Юля слушала его внимательно, чуть склонив голову набок. А когда он утих, спросила:

— Женя, ты любишь свою жену?

— Я? — Савчук даже покраснел. — Да, но… — Он смутился, потер пальцем лоб. — Не могу пожаловаться на нее. За все эти годы мы ни разу крепко не повздорили, все тихо, мирно. Главный врач клиники. А тогда была санитаркой…

— Это не любовь, — задумчиво сказала Юля. — Жизнь — это буря. И любовь тоже. Я вот с Юркой дружно живу, а на душе какой-то осадок. Я даже не могу себе этого объяснить.

Савчук никогда еще не слышал от нее подобного, поэтому слушал, широко раскрыв глаза. Первый муж Юли тоже был моряк. Погиб на Рыбачьем. В сорок четвертом он писал ей: «Юля, береги Романа, хоть и имя ты ему дала не моего вкуса. Вырасти парня — это моя главная просьба. Ну, а если со мной что случится, не скрывай, правду ему скажи. Дети должны все знать о своих отцах. Если погибну, выходи замуж за другого. Живи, Юля, как знаешь, только не забудь приходить к морю».

— Море… — вздохнул Савчук, а про себя отметил: «Вася Грачев тоже завещал жене сына беречь, да вот не знаю, где он».

Юля встала, налила в стакан чаю и пригласила его к столу.

— Хочешь варенья?

— Сладости не очень обожаю, это твой Юрка сахар ел банками. Наверное, и сейчас не отвык?

— Не отвык… — Она отпила глоток чаю, потом неожиданно сказала: — Помнишь, как в сорок пятом я приходила на лодку? Влюбилась в тебя, а ты и не замечал.

Ее откровенность заставила Савчука покраснеть. И чего это она вдруг так?

— Я все думала, сможешь ли ты полюбить меня? — продолжала Юля. — Но, когда услышала, как ты рассказывал о своей Маше, поняла: дороже ее у тебя никого нет. Как видишь, не ошиблась. Потом я познакомилась с Юркой. Нет, не думай, что меня прельщали его офицерские погоны. Мне просто было страшно остаться одной. А так я ему еще дочь родила. Сильно переживает за Катю. Она лежит в Ленинграде, так он весь отпуск просидел у ее кровати. Если хочешь знать, Юра мне не разрешил сообщать тебе. Ты же сердечник!

— Грешен, — качнул головой Савчук. — Если бы оно не шалило, я бы не ушел с лодки.

Савчук знал, что Юля долгое время работала переводчицей. Она превосходно знала английский язык. Чаще ей приходилось обслуживать иностранные корабли, которые заходили в порт. Кроме того, она вела уроки в школе. Знал Савчук и о том, что ее мужу в прошлом году предлагали должность военно-морского атташе в Египте, но он не согласился. А почему — Савчук не знал: то ли сам не захотел, то ли Юля-отговорила. Вот почему он сейчас спросил ее об этом. Она усмехнулась:

— Сам говоришь, что на юге жара сумасшедшая, разве у него здоровье крепче? Да еще дочь… — Она отбросила назад локоны волос. — Юре недолго осталось здесь быть, ему предложат Москву.

Савчуку такой разговор не понравился, что-то было в нем неприятное. И он, не стесняясь, прямо сказал ей об этом. Думал, еще обидится, но Юля даже улыбнулась:

— Сколько можно скитаться? Пора и в столицу податься. Двадцать пять лет на Севере, разве мало?

— Отец твой сколько плавал на Балтике? С 1928 года по 1949? Был подводником. О нем ходили легенды. Сколько дерзких атак совершил. Лично семь транспортов пустил на дно. Кстати, он тоже знал превосходно английский язык.

Она улыбнулась:

— Какая у тебя память, Женя! Он и меня учил, помнишь? Ты был тогда безусым лейтенантом. Он даже как-то пошутил: «Жека, забирай мою Юльку к себе…» Папа видел, как я на тебя засматривалась… — Она громко вздохнула. Годы, годы… Знаешь, я теперь в школе не работаю, да и в порту бываю редко. Зимой приезжал иностранный профессор в Мурманск к ученым института ПИНРО. Пять суток гостил, и все эти дни я была с ним. Мне казалось, что этого ученого вовсе не рыба интересует, а то, где и какие корабли у нас на флоте… Тут ко мне девушка ходит на уроки. Это я для того, чтобы не забыть самой язык.