Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

Симаков не стал больше спорить. А Игорь напряженно думал. «Самое лучшее, пожалуй, снова сходить к Тане. Выбрать время, когда не будет Кирилла, и серьезно поговорить. Может, она погорячилась, может, запугал ее этот пьяница, может, наконец, она растерялась в первые минуты. Все могло быть. Хуже, если Таня кривила душой…»

Игорь даже не шелохнулся, когда в рубку вошел Грачев. Лейтенант выключил приемник. Стало тихо.

— Вы что? — спросил Грачев. — Уши болят?

— Я, как и вы — музыку люблю.

Петр спокойно заметил, что музыку надо слушать не в радиорубке. Здесь боевая аппаратура, она не для развлечения.

— Разрешите вопрос, товарищ лейтенант?

— Да.

— Я раньше играл на пианино, а теперь позабыл многие вещи. Хочу попросить вашу жену помочь. Она ведь скоро приедет?

Грачев вместо ответа пригласил матроса к себе, а когда они вошли в каюту, он сказал:

— Так вот, Крылов, нет теперь у меня музыки. И жены нет.

Они смотрели друг на друга. Петр с горькой откровенностью, Крылов — испытующе: уж слишком просто сказал лейтенант «жены нет». Другого нашла?

— Ты угадал. — Петр вздохнул. — Аспиранта консерватории.

— Сволочи! И он, и она!

— Не надо так, Игорь.

— Простите, вырвалось.

— Она не хотела, чтобы я уезжал на Север. Да, нескладно началась моя служба. То одно, то другое. Я же на берег хотел уйти, подальше от моря. Но раздумал. Помните, тот случай с миной? Я тогда завидовал вам, Крылов. Глупо, но было. Как говорится, факт.

Игорь пожал плечами: мол, все уже прошло, не об этом речь.

— А как у вас сейчас с Таней? Не сердитесь, что спрашиваю, и не бойтесь. Дальше меня не пойдет. На откровенность отвечают откровенностью.

— И у меня все… А я люблю ее.

Грачев внимательно слушал матроса и в душе оправдывал его: что ж, если у них все крепко, то он может стать и хорошим отцом для Феди. Но что-либо советовать в таких случаях Петр не может.

Проговорили долго. Потом лейтенант вспомнил, что как-то у клуба он видел Крылова с одним парнем. Усатый такой, Петр тоже с ним встречался, а где, не припомнит. Кто он?

— Усатый? А, это старшина катера. Нас Таня познакомила. Гришкой его зовут.

Грачев вспомнил свою поездку к подводникам, маленький катер. Ну, конечно, тот самый Гришка рассказал ему о старом боцмане Сизове. «Не горюй, Гришка, доплывем…» — так успокаивал парня боцман. Но не доплыл. Ради другого. Этот Сизов чем-то похож был на Васю Новикова. Петру даже казалось, что он знаком с ним лично, вместе ходил на катере, здоровался за руку и удивлялся, зачем такому молодому боцману такие большие усы. Смешно и глупо думать об усах, когда погиб человек, он там, на глубине. Только память о нем…

Крылов говорил впервые так легко и свободно, да еще в каюте лейтенанта. Он добавил, что Гришка теперь учится на капитана судна, но усы не сбрил — тому боцману подражает.

— Как, говоришь, звать жену боцмана, Катерина? — спросил Петр. — Двое детишек осталось… Ну-ка, скажи, где она живет. Навестить ее надо. Помочь. Комсомольцев бы встряхнуть. Я доложу замполиту.

«Есть в нем что-то…» — подумал о лейтенанте Крылов.

Море. Оно, как человек. И любить умеет, и ненавидеть. И грустить. И петь. Когда море пело, Петру чудилась русалка — высокая, стройная и красивая. Выйдет из воды, отряхнет с распущенных кос белую, как сахар, пену и ласково скажет:

— Здравствуй, романтик! Я долго ждала тебя. Ты грустишь?

— Где мой отец, ты была у него?

— Я превратила его в камень вечной славы. И каждый день прихожу к нему. Он лежит на дне. Он не один. Рядом с ним те, кто был тогда в лодке.

И вот уже нет русалки. Только боль, свернувшаяся клубочком где-то в сердце.

— Сюда, пожалуйста!

Леденев открыл дверь каюты и пропустил вперед себя мужчину в штатском. Гость поздоровался и, сняв очки, долго смотрел на Петра. Неловкое молчание нарушил замполит:

— Это и есть лейтенант Грачев. Да вы садитесь.

Гость сжал пальцами очки, и Петр подумал, что вот сейчас лопнет стекло и близорукий человек останется без очков. Мужчина снял шапку, и Петр увидел седую, удивительно седую голову.

— Узнаю… — сказал мужчина. Не то Петру, не то себе.

Грачев пожал плечами:

— Простите, тут какая-то ошибка. Я вижу вас впервые. Кто вы?

— Савчук я, Евгений Антонович. С лодки… — он вдруг осекся и снова внимательно посмотрел на лейтенанта. — Бывший минер. С лодки вашего отца. Грачева Василия.

Петр присел на койку. Потянулся к лежащей на столе пачке сигарет. Он никак не мог зажечь спичку.

— Как это было?

— Тяжело…

И Савчук рассказал лейтенанту о последнем походе лодки, о том, как простился с его отцом — Василием Грачевым.

— А дальше, что было дальше? — голос у Петра сорвался.

Савчук после паузы продолжал:

— Выбрался я из торпедного аппарата. Утро было. Тихое утро. И солнце. А кругом — море. Синее-синее, аж глаза болят. Плыл я. Добро, попался пустой бочонок, вот и держался. А потом меня подобрал торпедный катер… На выручку лодки ушел водолазный корабль, да что толку? Запоздали… А просьбу твоего отца, Петя, я выполнил — то его письмо отослал твоей матери.

— Оно у меня, — прошептал Петр.

— Береги его, — Савчук нагнулся к чемодану и извлек оттуда сверток в жесткой бумаге. Раскрыл его, и Петр увидел пожелтевшую тетрадь. Местами чернила расплылись от воды, кое-где листы загнулись. — Это дневник твоего отца, — сказал Савчук. — Лет десять назад, когда я служил еще на флоте, корабли аварийно-спасательной службы обследовали ту подводную лодку. Все погибли в отсеках. А дневник и вахтенный журнал в сейфе нашли. Возьми, тут все написано. Береги, слышь?

Петр взял тетрадь, и словно повеяло ему в лицо порохом и гарью тех фронтовых дней.

— Спасибо, Евгений Антонович! Спасибо… — Голос у него сорвался.

Савчук с горечью сказал, что по болезни с флотом простился, а то бы от моря — никуда.

— Отец твой как-то говаривал мне: если жена родит сына — будет он моряком. Крепко он в это верил.

На пороге каюты появился Серебряков. Он кивнул Грачеву:

— Приглашайте гостя на чай в кают-компанию.

— Спасибо, я вот покурить на палубе хочу, — сказал Савчук и достал из кармана портсигар.

…Петр провожал взглядом сутулую фигуру Савчука. Нежданно-негаданно вошел в его жизнь этот седоволосый человек, и всю ночь вспоминал лейтенант его голос. Голос человека оттуда.

Дул сильный ветер, море штормило. В открытый иллюминатор командирской каюты влетали брызги, но Грачев этого не замечал. Он внимательно слушал Серебрякова. Поступил приказ срочно выйти в море и, взаимодействуя с другими кораблями, обстрелять огневые точки «противника» на берегу. Петр еще ни разу не обеспечивал работу корректировочного поста, поэтому старался все уяснить, учесть советы.