Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

— Вопросов нет? — спросил в заключение капитан 2 ранга, поднимаясь из-за стола. — Что ж, желаю успеха, лейтенант.

Петр только сейчас заметил, что с плеча Серебрякова свисал погон — видно, пришивался наскоро. Командир перехватил его взгляд.

— Это Иришкина работа. Спешила в Дом офицеров.

«Ира дома? А Голубев говорил, что уехала к сестре», — чуть не спросил Петр.

— Значит, Крылова посылаете? Вы хозяин в БЧ. Вам лучше знать людей, кто и на что способен.

Серебряков, задумавшись, раскачивался на носках. Он еще был под впечатлением разговора с флаг-связистом и поэтому неожиданно для Грачева заговорил о нем. Голубев в Ленинград рвется, адмирал советовался, посылать его или нет. Все высказались «за».

— А вот я… — Серебряков на секунду замялся. Есть вещи, которые не подлежат обсуждению, тем более с подчиненными. Но командир был уверен, что Грачев поймет его правильно, поэтому сказал, что был против. Голубев в службу глубоко не вникает.

— Потом о вас речь зашла. Гончар уснул на вахте, а вы мне не доложили?

«Вот подлец, все-таки наврал адмиралу», — подумал о флаг-связисте Грачев и горячо стал уверять командира, что не спал Гончар на вахте, просто Голубев его запугал.

— Я верю матросу, он не соврет.

— А вот мы сейчас проверим, — Серебряков через рассыльного вызвал радиста Гончара и попросил его рассказать все как было. Только честно.

Прав лейтенант, Гончар не спал. Он только слегка наклонил голову, прослушивая эфир. А Голубев сразу же кричать: «Почему спите?» Гончар вскочил, растерялся, но тут же пришел в себя: «Я всегда так сижу!»

«Я все видел! — повысил голос Голубев. — Вы что, хотите, чтобы я лишил вас классности?! Мне это сделать недолго».

— Раз такое дело, я и не стал возражать, — глухо закончил Гончар.

Матрос ушел. Серебряков, нахмурив брови, пальцами пощипывал кончики усов. Неловко как-то получилось. Потом он сел. Грачев был рад, что его доводы подтвердились. Он почему-то верил, что командир сейчас же доложит об этом адмиралу, но после паузы капитан 2 ранга вдруг сказал:

— При случае я все объясню адмиралу.

Грачев так глянул на Серебрякова, что тот спросил:

— Вы недовольны?

— Василий Максимович, по-моему, это надо сделать сейчас, — Петр произнес эти слова и легко вздохнул.

— Да? — капитан 2 ранга нахмурился. — Это — по-вашему. Есть дела поважнее, и рекомендую вам, Грачев, больше думать о них. И еще один совет, — продолжал Серебряков, — у меня есть звание и должность. А вы — Василий Максимович. Мы ведь не в гостях, а на корабле.

Грачев смущенно пожал плечами.

— В каюте у вас был старпом, и я… — начал было Петр, но Серебряков прервал его жестом:

— Все равно. Докладывайте о себе по уставу. Кстати, когда вы ушли, знаете, что сказал Скляров? Он культурно намекнул, что я балую вас. Учтите.

— Есть!..

Полчаса назад Грачев заходил к Серебрякову узнать насчет радиовахт в море. Вошел без стука в его каюту, хотел сказать «товарищ капитан второго ранга», а вырвалось — «Василий Максимович…» Серебряков смолчал, а Скляров, сидевший рядом с командиром, качнул головой, будто хотел сказать: «Как вам не стыдно, лейтенант?»

«Не ершись, Петр, ты виноват…» — сказал себе сейчас Грачев.

У трапа ему встретился замполит. Петр поздоровался. Зашел разговор о Крылове. Леденев только из города. Был на комбинате. Таня Рубцова — ударница. Честный человек. А вот муж ее — пьяница и дебошир. На днях избил ее. Капитан сейнера был у них дома. Кирилл стал жаловаться, что к жене ходит матрос с «Бодрого» и что, мол, поэтому он пьет.

— С Крыловым так: строго предупредите, если хоть еще раз пойдет к ней — оставим без берега, — заключил замполит.

— Он любит ее, — возразил Грачев. — Разве любить запретишь?

Замполит пожал плечами:

— Вы же сами уверяли, что это — неправда, что Крылов обманывает всех. Да и Таня просила оградить ее от матроса, сами ведь ходили к ней?

— Ошибался, — признался Петр. — И Таня поняла, что дорог ей Игорь.

Леденев посмотрел на Грачева так, будто видел его впервые.

— Пока в город его не увольнять. Ясно?..

Петр устало присел за стол. В каюте было тепло. Снял китель. Наконец-то он добрался до письма. Лена писала без намеков, откровенно.

«Грачев, твое письмо вызвало у меня улыбку. Мне уже все равно, как ты относишься ко мне. Я ушла от тебя. Совсем. Твои фотографии отослала матери, а те, где мы вместе, сожгла.

Ты пишешь, что все мне простишь, зовешь к себе. Чудак! Андрей любит меня, ценит. Я многим ему обязана. А с тобой я только мучилась… Жду развод. И не вздумай нервы мне мотать, иначе напишу жалобу в политотдел…»

Петр скомкал листки.

Корабль шел вдоль ломаного берега. Ветер стих. Потеплело. Мыс Кувеньга остался по левому борту. У маленького острова, что возвышался над водой, эсминец застопорил ход. Шлюпка отошла от борта. И вот уже корпост во главе с лейтенантом-артиллеристом высадился на берег. По узкой тропе моряки поднялись на сопку. Им предстояло пройти по таким же горбам километров пять, не меньше, чтобы добраться в заданный квадрат. Крылов оглянулся. На мачте корабля трепетали разноцветные флаги: «Счастливого пути! Держите отличную связь!»

— Русяева забота, — кивнул Крылов. — Умеет он души согревать. Жаль, в запас скоро уйдет…

Влезли на сопку. Внизу, когда выглядывало солнце, в пряже лучей поблескивало озеро. Осмотревшись, лейтенант решил идти напрямик, через валуны — так короче. Первым пойдет Крылов, за ним сигнальщик, потом комендоры, а предпоследним Гончар.

Не прошло и пяти минут, как Крылов крикнул снизу, что все в порядке. Гончар с опаской ступил на острые камни, посмотрел вниз, вздрогнул. Лейтенант приободрил его:

— Смелее! Вы же моряк!

Гончар осторожно пополз вниз. Обрыв был крутым. Лейтенант, спускаясь за ним, все басил: крепче прижиматься к скале, не смотреть вниз! Ощутив, наконец, под ногами твердую почву, Гончар перевел дыхание: «Ну и сопочка, черт бы ее побрал!»

Выбрались на другую сопку. Вот и район корректировочного поста. Крылов, разворачивая радиостанцию, думал, успеет ли вернуться к вечеру на корабль. Ему не терпелось увидеть Таню.

Крылов поправил наушники, прислушался. Эфир молчал, видимо, корабль еще не пришел в заданную точку и Симаков не открыл вахту. Неподалеку в окопе разместились комендоры. Лейтенант о чем-то беседовал с ними. До Крылова долетали обрывки фраз, но он не вдумывался в их смысл. Он думал о Тане. Где она и что сейчас делает? Крылов так замечтался, что не сразу услышал в эфире голос Симакова. Он повернул ручку настройки шкалы, отрегулировал громкость. Сильные помехи заглушали все звуки. А тут вдобавок на волне одновременно работало несколько радиостанций. Писк, треск, визг — ничего не разобрать. Крылов изменил настройку. Простуженный голос пел: «Темная ночь, ты, любимая, знаю, не спишь…»