Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

Темнело, и Борис Робертович убыстрял шаг, умышленно менял направление. Он долго брел по воде горной речушки, надеясь сбить со следа возможное преследование, — днем он видел в поселке двух незнакомых мужчин с огромными немецкими овчарками на цепных сворках.

Борис Робертович задыхался от быстрой ходьбы и чаще останавливался передохнуть. Черный лес, мрачное небо, ночное предгрозье — все пугало Плюща.

Присев на холодный валун, Плющ достал из кармана флягу и несколько раз глотнул из горлышка. Он решил немного отдышаться. «Как нелепо попался! Разве для этой минуты стоило тратить лучшие годы жизни?»

Приятная теплота разлилась по телу, слегка кружила голову. «Нет, не таков я, Плющ, чтобы не найти выхода! Не то бывало…»

Перебирая в мыслях прошлое, Плющ невольно забылся. Перед глазами встали Одесса, далекое детство. Отец Бориса, Роберт Плющ, содержал на Дерибасовской небольшую кухмистерскую и очень хотел стать миллионером, поэтому в доме и в кухмистерской Борис слышал бесконечные разговоры только о деньгах, процентах, векселях, закладных и уже тогда, мальчишкой, решил стать, как выражался отец, «миллионщиком». Во время гражданской войны Борис стал свидетелем краха отцовских надежд: кухмистерское заведение разгромили овладевшие городом немецкие захватчики. При англо-французских интервентах неутомимый Плющ пытался разбогатеть на финансовых спекуляциях — менял керенки на николаевки, скупал золото и драгоценности. Но когда Одессой завладели красные, понял, что при большевиках «миллионщиком» ему не быть, и решил бежать. Старый Плющ точно не знал своей национальности, считая себя, смотря по обстоятельствам, тем, кем ему было удобно. «В Одессе столько наций, сколько золотых у Рябушинского. Нации все давно перемешались, мы просто одесситы, и родина наша там, где делают деньги», — внушал он сыну.

Тайно договорились с капитаном пароходного буксира, что он перебросит их в Бессарабию, — там свобода, в эмиграции большевистские чрезвычайки останутся лишь кошмарным сном.

Черной ночью, прихватив драгоценности, они отвалили на старом, грязном буксире от причалов Одесского порта и вскоре потеряли из виду одинокие огоньки погруженного во мрак города.

День плыли в открытом море, часто меняя курс; капитан объяснял, что боится погони. Ночью буксир дошел до Бессарабии, и беглецам к берегу предложили добираться вплавь. Под угрозой нагана отобрали драгоценности и столкнули в море. Когда незадачливые эмигранты приплыли к крутому берегу, Борис испуганно закричал:

— Это же Большие фонтаны! Одесса!

При выходе на берег беглецы сразу были задержаны и доставлены в ЧК. Разговор был короткий — перебежчиков расстрелять. Привести приговор в исполнение помешал прибывший в Губчека большой московский начальник. Он поинтересовался делом, посмеялся над странной фамилией арестантов: «Такие плющи революции не страшны», — и велел отпустить их.

История с арестом напугала Бориса, он поспешно отбыл из родного города в неизвестном направлении, но вскоре прислал отцу весточку: он жив и здоров, просил денег — он стал студентом.

Роберт Плющ очень обрадовался письму сына, немедленно перевел немного денег и написал, что будет помогать ему и впредь.

В разгар нэпа Борис завершил свое образование и приехал к отцу, скромному заведующему кооперативной столовой, за советом. Много ночей подряд наставлял отец начинающего самостоятельную жизнь Бориса. Старый Плющ очень гордился сыном: шутка ли, первый инженер в роду коммерсантов! Наставления сводились к одному: делай деньги! Не смог разбогатеть отец, этого должен добиться сын. Богатство — это власть, любовь, почет. Так было во все времена, так будет и при большевиках. Равенство дало по восьмушке овсяного хлеба, а когда захотели пирогов пшеничных, ввели нэп! Больше всего платят концессионные и акционерные компании, на их северных предприятиях можно поживиться пушниной и золотом. Это при всех режимах капитал!

Борис часто рассматривал стены отцовской комнаты. Вместо бордюра на них были наклеены царские трешки и керенки — трудно было расстаться с бумажками, представлявшими совсем недавно все-таки ценность.

Было решено, что Борис поедет на Север, там обеспечен настоящий бизнес. Это вам не потребиловская столовка и даже не кухмистерская Роберта Плюща! Теперь Борису не хватало жены: у инженера все должно быть солидно.

За несколько дней до отъезда Борис познакомил отца с белокурой, похожей на ромашку девушкой. Оленька была из бедной рабочей семьи, но так хороша, что очаровала не только жениха, но и жадного свекра. Он решил не перечить сыну: эта курсисточка со временем принесет большее богатство, чем приданое дочки какого-нибудь коммерсанта.

Оленька безумно влюбилась в молодого романтика, отважно идущего на край света ради благородной цели служения народу и науке, — так рассказал ей о себе Плющ. Они договорились, что Оленька приедет к своему герою на далекий романтический Север будущим летом, уже в свитое им гнездо.

Пролетел год, Плющ преуспевал. Его домик на пустынном тихоокеанском побережье напоминал меховой магазин: охотники всей округи были данниками молодого дельца. Было у него уже и потайное золотишко.

Закончив курсы, Оленька отважно пустилась в далекое путешествие. Приехала она на несколько часов раньше намеченного срока, и ее никто не встречал: Плющ находился на соседней фактории Госторга и не знал, что пароход придет вовремя, без обычного опоздания. Девушка была в восторге от уютного, завешанного дорогими мехами домика, величавых гор и свинцового моря, катившего тяжелые волны к ее новой обители. Она впервые почувствовала себя хозяйкой и была счастлива. Оленька навела порядок в холостяцком доме жениха, с нетерпением ожидая нареченного, жарко растопила железную печку. Вскоре появился широкоскулый, с маленькими косыми глазками старик и объявил, что он друг ее мужа и будет сегодня спать с Оленькой, как это делал Борис Робертович с его женой. Оленька заплакала, но старик стал ее утешать.

Протяжно загудел пароход, Оленька очнулась и, схватив свой чемодан, понеслась к причалам. Но опоздала. Вспенивая волны, пароход разворачивался и уходил в море. Увидя бежавшего к ней и что-то кричавшего старика, обезумевшая Оленька бросилась от него в сторону, но оступилась и сорвалась с причала в бушующее море…

Шли годы, не стало на Дальнем Севере иностранных концессий, а с ними легкого заработка, и Плющ перебрался в столицу.

Здесь в поисках выгодного местечка он часто менял работу, переходил из учреждения в учреждение и, наконец, в 1937 году устроился во Всесоюзном объединении. Вскоре он был потрясен неожиданным открытием: Петр Степанов, начальник объединения, оказался тем самым московским работником ЧК, который случайно спас ему жизнь в Одессе. Раньше, думая о возможной встрече со своим избавителем, Плющ мечтал по-рыцарски отблагодарить его, но теперь он считал, что надо избавиться от человека, который может разрушить всю его карьеру. И Плющ настрочил донос.