Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

Золото и серебро, олово, вольфрам и молибден, свинец, цинк, медь, мышьяк, сурьма и висмут, ртуть и многие другие металлы встречаются в пределах Тихоокеанского рудного пояса в многочисленных и часто крупных концентрациях. По вольфраму и олову Тихоокеанский рудный пояс занимает почти монопольное положение. Цепь оловянно-вольфрамовых месторождений можно частью проследить, частью предсказать в его азиатских районах. Можно с большой степенью вероятности предположить, что через весь северо-восток Азии, от экватора до Северного полярного круга или от Малайского полуострова до мыса Сердце-Камень на Чукотке также проходит рудная зона со многими полезными ископаемыми. Чукотский полуостров, Хинганские и Сихотэ-Алинские горы входят в эту зону.

— Она простирается через Восточное Забайкалье и Восточную Монголию, Северный Китай и Маньчжурию, — поддержала Степанова Катя Быкова.

— Немалые богатства природа отдала нашей Северо-Восточной Азии. Удивляюсь, как можно прожить в этом районе много лет и ничего не знать о нем, — закончил Степанов, иронически поглядывая на маркшейдера.

— Вы, Виталий Петрович, оказывается, очень опасный противник, — признался Борис Робертович и церемонно поклонился.

Неожиданно широко распахнулась дверь, и на пороге появился запыхавшийся Вася Егоров. В руках, крепко прижимая к груди, он держал засаленный ватник.

— Золото! — крикнул он и в два прыжка очутился на середине комнаты.

Поискав глазами Быкову, Вася прямо подошел к ней, на ходу разворачивая ватник. Удивленные старатели, не понимая, в чем дело, повернулись к нему. Захарыч холодно спросил забойщика:

— Чего кричишь, будто самородок с конскую голову поднял. Что за шутки, язви тебя?

— «Шальное» золото! Самородок! — выпалил Вася. — Это вам, Катерина Васильевна. Напоследок Миллионный подарок преподнес, — смущенно закончил парень.

— Ох, и тяжелый! — взвешивая на ладони самородок, поразилась Катя. — Где ты нашел его?

— На Миллионном, в последнем столбике!.. — Вася все еще не мог отдышаться.

— Да успокойся ты, передохни! — заботливо произнесла Быкова.

— Я весь прииск обежал, вас искал… Хотел обрадовать, показать самородок… — Счастливый Вася не сводил с Быковой восторженных глаз.

Слушая сбивчивый рассказ Егорова, приискатели только покачивали головами и, передавая самородок из рук в руки, внимательно рассматривали дорогую находку.

— Счастливому везде удача! А вот мы в прошлом году совсем рядом впустую проработали, да и бросили. А смотрите, золотище-то какое! — восхищался старик Кравченко, царапая самородок ногтем.

Глаза Пихтачева жадно заблестели. Он подошел к Степанову и протянул руку:

— Давай по рукам, Виталий Петрович! Разреши нам еще там покопаться. Небось притаилось оно где-нибудь. Обещаю тебе месячный план перевыполнить и без завоза взрывчатки, и без машин разных.

— Теперь не выйдет, Павел Алексеевич, — решительно ответил Степанов, бросив мимолетный взгляд на Рудакова. — Работы на Миллионном закончены, и открывать новые в погоне за фартом я не разрешу — нет никаких оснований. Будем лучше готовиться к открытию на Медвежьей государственной добычи.

— Виталий Петрович, а почему ты старательской брезгаешь? Ведь золото всегда есть золото, оно не пахнет, хоть государственное, хоть старательское.

— Да, но стоит государству дороговато.

Пихтачев зло глянул на него и молча отошел.

— Твоя правда дороже золота! — сказал Захарыч Степанову.

— На золоте век живем, по золоту ходим, а как оно над нами посмеялось!.. — сокрушался старик Кравченко.

— Вот вам, старички, и сказка ваша: «Старатель золото нутром чует, фортуна всегда с нами!» А она в прошлом году взяла да и повернулась к вам тем местом, на котором сидят, — подзадорил Бушуев.

Начальник прииска достал чистый лист бумаги, положил на него золото и подал улыбающемуся Васе.

— Сдай в кассу. Спасибо тебе, Васек! Премирую тебя.

Больше всех был доволен Рудаков. Сергея Ивановича радовало не только золото. Было приятно, что такое богатство нашел молодой горняк, а главное, не только нашел, но и принес, не утаил.

Задорные глаза парня от радости сузились, счастливая улыбка округлила вымазанные глиной щеки.

— Легко достал, легко и отдал, — с завистью проговорил Борис Робертович. Удача Васи раздражала его своей бессмысленностью. «Нужно действовать иначе, с такими дураками сам останешься в дураках».

— Ты, Вася, в забое один был, когда самородок нашел? — спросил Степан Иванович. — Никто тебя не видал?

— Один. Федот раньше ушел.

— А почему ты не скрыл самородка-то?

Улыбка на лице Васи мигом погасла. Он склонил набок голову и часто-часто замигал, недоумевающе поглядывая то на бригадира, то на Быкову.

— Ведь никто не узнал бы, — растолковывал Степан Иванович, — сказал бы после, что в отвалах нашел. Старался, дескать, значит, твое оно.

Кравченко не спускал с Егорова глаз. Казалось, проглядывал насквозь.

— А ты меня за кого считаешь? Значит, я золото воровать буду?..

Кравченко как будто не замечал недоумения парня. А тот растерянно смотрел то на Кравченко, то на Катю.

— Ты пойми, чудак: золото же это! Понимаешь, золото! За такой самородок в старину человека запросто могли кокнуть, а прибрать эдакий кусочек, можно сказать, на память сам бог старателю велел.

Василий, сердито отвернувшись, начал натягивать на плечи ватник.

Степан Иванович посмотрел на Степанова, Рудакова, Быкову, молча наблюдавших эту сцену.

— Чудно́! Вроде мы теперь не на золоте работаем, а известку добываем! — воскликнул Кравченко.

— Положим, золото совсем не известка, но добываем его государству так же, как добывают известку, уголь, соль, железную руду. Ведь приискатели тоже советские люди, — ответил Рудаков.

— Еще раз скажу, Сергей Иванович, не на золоте, а словно на известке работаем, — упорствовал Степан Иванович. — Право слово, на известке.

— А ты, Степан Иванович, мог бы стукнуть человека за это золото?

Неожиданный и грубый вопрос заставил всех обернуться. Его задал Турбин.

Кравченко повел плечами, но твердо выдержал испытующий взгляд Максимыча.

— За себя ручаюсь. За отца своего не поручился бы… Лет пятьдесят он хищником по тайге рыскал, фарт искал. Как твой батька, Максимыч. Бывали времена — корой питались. Однажды он и стукнул, чтобы самому живым остаться. Хорошо еще, что первым приметил встречного.

Говоря эти горькие слова, сутулый бригадир, казалось, еще больше сгорбился и словно постарел.

— Трудно было у золота чистеньким остаться, всех оно кровью метило! — Кравченко распрямился, молодцевато шагнул к Егорову и крепко обнял его. — Им про это, слава богу, только в книжках читать приходится. Новый народ, чистый сердцем!