Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

Катя нравилась Васе все больше и больше. Быть с нею вместе, слушать ее, любоваться ею — и больше, казалось, ему ничего не надо. Он понимал, что она для него не пара, что ему не на что рассчитывать, но где-то в душе все же теплилась надежда. Под действием этого чувства он изменился: хорошо работал, старательно учился и втайне подумывал об институте. Он даже забросил свой баян, а молоденькая учительница теперь зря ждала его долгими зимними вечерами.

После возвращения Васи в горный цех Катя заметила в нем перемену и в душе посмеивалась над своей победой.

В отношениях с Васей все было легко и просто. Но по-другому складывалось с Рудаковым: к нему у нее возникли чувства, которых Катя никогда не испытывала. Она с тревогой спрашивала себя, что же будет дальше…

На улице было темно, сыпался пушистый редкий снег и словно ватой кутал тайгу и горы.

Провожая Катю по слабо освещенной, пустынной улице, Вася рассказывал ей о желании стать машинистом электровоза, а позднее уехать в институт, учиться на инженера.

— А почему же ты ходишь в мою группу? Ведь машинистов готовит Рудаков.

Вася выразительно вздохнул и, подняв зачем-то ворот кожаного пальто, выпалил:

— Несчастный я человек, Катерина Васильевна! Не везет мне в жизни. Хотел я доказать вам, какой я есть душевный человек, так все испортил этот старче.

— Какой старче? — не поняла Катя.

— Степан Иванович. Теперь жди, когда вы еще заблудитесь… — огорченно объяснял Вася.

— Думаю, никогда. Поумнела, — сдержанно улыбаясь, сказала Катя и прибавила шагу.

— Вот видите!

— Чудак ты, Вася!

Парень с важным видом изрек:

— Я для вас хочу сделать что-нибудь необыкновенное…

— Стань серьезным. Это ты можешь?

— Смеетесь, Катерина Васильевна, а я готов за вас жизнь отдать. Эх, жалко, нет со мною баяна, он бы рассказал вам про бурю мою сердечную! — закрыв глаза, взволнованно закончил Вася.

Подошли к темному дому с огромной, сдвинутой набекрень снеговой шапкой.

Вася вспомнил, как ломился в этот дом, и покраснел.

Катю же кольнуло воспоминание, навеянное Васиным разговором. Что за огонек был в шахте? Почему она так испугалась тогда?.. «Бабья глупость, нервы шалили», — успокаивала она себя и не верила себе.

Остановились у распахнутой калитки, наполовину заваленной снегом. Помолчали. Катя сдунула с мехового воротника снежные пушинки и, пожелав Васе спокойной ночи, ушла, низко опустив голову.

Наступили последние дни Миллионного увала. Старые выработки были ликвидированы, несложное оборудование и имущество вывезено на поверхность. Последним отрабатывали охранный целик в приустьевой части штольни.

Смена подходила к концу. Федот Иптешев снял горняцкую каску и обтер прилипшие ко лбу черные волосы. Небольшого роста, худощавый, он выглядел почти мальчиком, несмотря на свои двадцать четыре года. Федот подошел к крепежной стойке, на которой висела плохо горевшая карбидная лампа. Подвернул на карбидке вентиль, добавил воды. Язычок огня сразу вытянулся тонким стебельком и ярко осветил узкий забой. Иптешев сегодня впервые работал забойщиком, а Егоров по просьбе своего ученика катал пески. Федот торопился кончить разборку породы, чтобы по окончании смены сразу же уйти на занятия в школу молодежи. Ловкими и сильными ударами он вгонял кайло в твердую породу, а мысли были заняты одним: как больше отбить песков, чтобы напарник его, шустрый Вася, не жаловался на простои? Покраснев от напряжения, Федот выкайливал большой кусок серого известняка.

— Уважаемый товарищ забойщик! — услышал он насмешливый Васин тенорок. — Опять три минуты простоя по вашей вине.

Веснушчатый Вася с лопатой в руке стоял около тачки, нагруженной лишь до половины. Федот, не оборачиваясь, продолжал с ожесточением кайлить. Постояв несколько минут в торжественной позе победителя, Вася бросил лопату, подбежал к Федоту и стал помогать ему.

Кусок известняка отвалился от горного массива.

— Тяжело здесь кайлить, шибко порода крепкий, пробуй сам, — запыхавшись, сказал Федот.

— Не оправдывайся, организатор моих простоев, — шутил Вася, то и дело поправляя великоватую каску, съезжавшую на вздернутый нос.

— Погоди, компрессорную станцию пустят, пойду механически бурить, в рудную штольню. — Федот с хитрецой взглянул на него раскосыми глазами.

— Посмотрим, посмотрим! Закончат компрессорную, пустят и электровозы. Вот и сравняемся!

Вася подошел к тачке, на которой сидел Федот, и, обхватив ее руками, сказал:

— Распрощусь я с тобой, моя старушка тачка, и сяду на электровоз! Я теперь и на машиниста учусь. Лишнее ремесло не ноша, плеча не оттянет. Ты слышал, что руду вашей штольни до фабрики электровозом возить будут? Значит, опять дело за Василием Николаевичем. — Он для пущей убедительности показал на себя пальцем.

— Я могу и без тебя. Рудаков говорил, лучше через гора строить подвесной канатный дорогу. Значит, без рыжий обойдемся! — И, надев брезентовые рукавицы, Федот снова взялся за кайло.

— Сейчас еще я с тобой о простоях вежливо разговариваю. А при электровозной откатке не видать тебе этого! Приеду в забой, включу сирену и, пока ты рудой меня не обеспечишь, буду гудеть на всю шахту. Полный порядок, все как по инструкции. — И, считая, что победа в споре осталась за ним, Вася подхватил тачку и, насвистывая, удалился.

Федот вернулся к забою и только стал кайлить, как услышал отдаленный, глухой звон рудничного рельса. «Вот досада! Конец смены». Федот заторопился. Надо переодеться и не опоздать на занятия.

Из темноты выскочил Вася с пустой тачкой в руках.

— Бросай! Конец смены! Опоздаешь в школу. Я докайлю, — заявил он и поправил сбившуюся на нос каску. Потянувшись всем телом, сладко зевнул, широко раскрыв свой маленький рот.

— Что зеваешь? Опять всю ночь гулял? — с любопытством спросил Федот.

— А твое дело сторона. Двоек на курсах я теперь не получаю? Нет! И в шахте работаю лучше тебя! — отрезал Вася.

— И за что такой девки любят?! Лохматый воробей, и только, — говорил Федот, насмешливо осматривая парня с ног до головы. — Одно слово — воробей.

— За душу мою ангельскую, Федотка, за душу. Зря с тобой время трачу, тебе, смоляному черту, моей ангельской души все равно не постигнуть.

— Эх, силен ты, Васька, болтаешь языком! Вся душа твой в нем. Чирик-чирик, а девки и уши развесил, — снимая рукавицы, смеялся Федот.

— Я нравлюсь им не только как мыслитель, но еще и видом своим потрясаю! — подбоченясь, объявил Вася.

— Верно! Воробей всегда кажется, что на него орел похож. Я пошел. Кайли, мыслитель! — И, положив на плечо лопату, Федот скрылся в темноте.

Вася остался один. Он запел было «И в забой отправился парень молодой», но сразу замолк, вспомнив старый горняцкий закон: под землей не шуметь.