Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

Вместе с Иваном Наташа наметила на забое схему расположения шпуров уступами и, когда их пробурили, сама зарядила и отпалила.

Издали прислушиваясь к взрыву, Степан Кравченко уловил его необычную силу, а когда вернулись в забой, то нашли большую груду подорванной породы.

— Вот это вруб! Ни одного стакана, — похвалил подошедший Иван.

Степан Иванович одобрительно крякнул и расправил усы.

— Спасибо, дочка! Оторвала породы больше, а взрывчатки потратила меньше нас. А ну-ка, нарисуй мне все на бумажке. По расчету-то лучше получается — не зря ты училась на курсах.

Наташа набросала чертеж расположения шпуров по забою и, передав его Кравченко, попросила:

— Пойду шурф разыскивать, дайте мне помощника.

— Это по заданию Рудакова? Знаю. Эй, Дымов, пойдешь подсобишь Наташе, — распорядился Степан Кравченко.

— Подмогнуть можно. Только отвезу вагонетку и догоню, — согласился Дымов и, удаляясь, хрипло затянул:

Наташа взяла деревянную лопату, веревку, карбидную лампу, вышла из штольни, надела лыжи и поднялась на пригорок. Увидела, как у Дымова сошла с рельсов вагонетка и сползла под откос. Дымов, помахав ей рукой, закричал:

— Соскочила, язви ее! Подниму и приду. Дожидайся!

Наташа осмотрелась, нашла знакомую, дугой изогнутую березу. Рядом с ней, помнилось, был разведочный шурф. Развернула план, увидела на нем условный знак — березу. Да, здесь.

Сняв лыжи, Наташа прорыла в снегу две глубокие траншеи и действительно обнаружила шурф. Но он был доверху завален породой. Постояла немного, отдохнула. Снова взялась за лопату. «Через десять метров должен быть другой».

Лопата глухо ударилась о бревна накатника, накрывавшие шурф. «Значит, не завален!» Девушка отбросила в сторону короткие бревна. Взглянула вниз. Свет карбидки вырвал из мрака несколько перекладин крепления. Но на глубине трех метров было совсем темно. Наташа бросила в шурф небольшой камень. Он ударился где-то совсем близко.

— Кажется, обрушен, — подумала вслух.

Спустила на веревке зажженную карбидку. Метрах в пяти от поверхности лампа осветила поломанную крепь и стукнулась обо что-то. Опять неудача! «Наверное, выше должен быть еще один шурф».

Наташа сбросила полушубок, пуховую шаль и начала копать траншею. Случайно взглянула за ближайший пригорок. По нему шли запорошенные снегом лыжные следы, обрываясь у третьего шурфа, накатник которого был почти без снега.

Наташа удивилась. Кто-то здесь недавно был.

Шурф этот оказался хорошо закрепленным, да еще с ходовой лестницей. Девушка бросила камень. Стук донесся издалека.

Девушка прочно привязала один конец веревки за ближайшую пихту, а другой бросила в шурф. Минуту нерешительно глядела в черный провал. Спускаться одной нельзя — запрещено правилами, но любопытство все же взяло верх.

Осторожно, с карбидкой в левой руке начала Наташа спускаться по лестнице. В шурфе было тепло. Пахло гнилью и сыростью.

И вдруг — как это случилось, Наташа поняла позже — надломленная и незакрепленная лестница с грохотом полетела вниз. Руки мгновенно впились в канат. Наташа зажмурилась…

— Помогите! — вырвалось у девушки, но крик, казалось, потонул где-то в глубине шурфа.

Оглядевшись, увидала глубоко внизу каким-то чудом не погасшую карбидку. Сверху она казалась светящейся каплей.

Немного придя в себя, девушка попробовала подтянуться на руках. Вначале это показалось нетрудным. Но прошло несколько секунд, и Наташа почувствовала, что руки перестают слушаться, а тело наливается свинцовой тяжестью. И чем выше поднималась Наташа, тем больнее становилось рукам. Когда она была метрах в трех от поверхности и уже ясно видела квадрат голубого неба, руки ее начали скользить по обледенелой веревке.

Посмотрев на дно шурфа, Наташа не увидела огонька. «Потух… Наверно, в шурфе газы. Оборвусь, и если не расшибусь, то задохнусь». С порезанных ледяной коркой ладоней закапала кровь. «Нет! Не вырваться! Сейчас упаду — и конец!» — лихорадочно билась мысль.

Наташа из последних сил качнулась на канате — и уперлась ногами в крепь. Бросив канат, ухватилась руками за крепежное бревно. Нога нащупала выступ, и Наташа очутилась в темной нише.

Достала спички, зажгла — и ахнула: в нише кучей лежали куски руды с золотыми блестками, чугунная ступка, бутылка с ртутью, промывальный лоток.

«Воруют руду, здесь толкут и золото извлекают, как на фабрике. Кто же это они?» — Наташа настороженно замерла, в шурфе задергался канат.

Девушка торопливо потушила спичку, взяла в руки чугунный пест и отодвинулась в глубь ниши.

По канату кто-то спускался, беспрерывно повторяя ее имя:

— Наташа! Наташенька!

Поняв, что это Иван, девушка закричала:

— Сюда, сюда!

Иван протиснулся в нишу, и, словно сквозь сон, девушка почувствовала его поцелуй.

— Жива, жива, моя любимая. Как ты себя чувствуешь? Газов не наглоталась?

Наташа вздрогнула, щеки ее загорелись.

— Как ты себя чувствуешь? — повторил Иван, перевязывая носовым платком ее порезанные в кровь руки.

— Ни-че-го… — с трудом выговорила она.

— Ждал, ждал я тебя да вовремя прибежал!

Наташа доверчиво прижалась к Ивану и, закрыв глаза, глубоко вздохнула.

Катя сидела в столовой у Рудаковых и взволнованно рассказывала о Наташиной находке. Дело ведь серьезное, и Катю никто не мог осудить за неурочное появление. Правда, можно было позвонить по телефону и вызвать Сергея Ивановича в кабинет, но Катя решила зайти к нему домой.

Немного сгорбившись и заложив назад руки, Сергей Иванович неторопливо ходил по комнате, обдумывая новость. Рядом с Катей сидела на диване Варвара Сергеевна и только молча качала головой: «Что нужно людям?» Она ловко вязала стальными спицами детский свитер, на полу играл мотком пряжи пушистый котенок.

Варвара Сергеевна отложила вязанье и стала собирать на стол. Достала из буфета фигурные вазочки с разносортным вареньем. Ей хотелось получше угостить дорогую гостью… Кто знает, и у Сережи сердце не камень, а лучшей невестки и нечего искать.

Слушал Катин рассказ и поставленный в угол Валя. Сегодня он дважды провинился, и отец по настоянию бабушки решил наказать его. На последнем уроке Валя привязал к валенкам коньки, но, на беду, учитель вызвал его. Пришлось к доске идти на коньках. Учитель рассердился, поставил за поведение двойку. Бабушка, не поняв, за что внуку поставили такую оценку, завела свое: «Лень-то вперед нас родилась…» Валя не сдержался, нагрубил ей — и вот теперь угодил в угол. Ему было очень стыдно перед тетей Катей, но один раз он все же взглянул на нее и улыбнулся. Неудобно чувствовала себя и гостья. Она попросила Рудакова простить сына. Бабушка поддержала ее, и отец сразу же согласился, он сам тяготился учиненной над ребенком «экзекуцией».