Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

…Василий Павлович Георгиев вспомнил маленький северный городок, где он родился. Отец его и братья занимались художественным промыслом: вырезали из кости и дерева разных человечков и зверюшек, ими были заставлены все подоконники, лавки, даже полы. Никто из его родни до войны не видел паровоза, дальше районного центра никто никуда не выезжал… С малых лет Василий помогал отцу в его тонкой работе, но резчиком не стал: природу, людей он изображал не резцом, а кистью — писал картины, которые там никто не покупал… Пришло время подумать о выборе серьезной профессии, и Василий ушел на железную дорогу — учился, стал машинистом. Потом студенческие годы в Политехническом институте, диплом инженера-механика. Всего несколько месяцев проработал на Украине по новой специальности, как грянула война… Воевал все время в разведке. Войну закончил подполковником. Мирное время оказалось труднее, чем оно представлялось на фронте. Сменив офицерскую шинель на стеганую телогрейку, Василий Павлович вернулся на Украину и пошел рядовым инженером восстанавливать свой завод, почти стертый гитлеровцами с лица земли. Потом новостройки Сибири. Работа днем и ночью, ночью и днем, год за годом, без отдыха и отпусков.

Позже, когда жизнь наладилась и полегчала, когда стало возможным выкраивать время даже на увлечение молодости — писать для себя картины! — он был повторно мобилизован на дипломатический фронт.

Учеба в специальной школе, большой жизненный опыт помогут, как думал Георгиев, успешно освоить и новую специальность.

…Яблоков положил наконец трубку и, придвинув кресло к столу, сказал:

— Прошу извинения. Начальство! — Рассеянно поглядел в окно, на крупные капли осеннего дождя, барабанившего в стекло.

Яблоков рассказал, что происходило здесь в отсутствие Василия Павловича. О своих тревогах, сомнениях, предположениях об утечке информации… Взял со стола папку и вручил Георгиеву:

— Познакомься, пожалуйста! В условиях острого валютного кризиса на Западе — резкого удорожания там золота — этот материал представляет особый интерес. И — до свидания! На сегодня, пожалуй, хватит. Пора тебе и жену повидать!

Георгиев достал из кармана пиджака книжечку в кожаном переплете.

— Петр Иванович, это вам сувенир, как великому книголюбу, — одно из первых французских изданий «Онегина».

Яблоков взял книгу, посмотрел год издания и, возвращая ее, сказал:

— Ты с ума сошел? Дарить такую редкость… Ей цены нет! Понимаешь?

— Нет, не понимаю. Это не по моей части. И очень прошу вас: все-таки вез-то я ее вам, а не себе…

— Ну ладно, ладно. Спасибо большое! Но ты, брат, озадачил меня: придется теперь ломать голову над тем, чем же отдариваться… Тициана или Рафаэля у меня не найдется!..

Оба рассмеялись. И тут же Яблоков, насупив брови, предостерег:

— Держи в руках своего помощника. Больно шустер. Ему бы только хватать и не пущать. Недавно расконспирировался. Чуть не спугнул одного интересного типа. Торопится парень.

— Замечание учту. Но он квалифицированный работник, юрист, — заступился за Снегова Георгиев.

— Верно. Но чекисты двадцатых годов, простые рабочие, с классовых позиций решали дела вернее, чем кое-кто из наших дипломированных юристов, — сердито заметил Яблоков.

…Георгиев предполагал, не задерживаясь нигде, уехать домой. Но у двери своего кабинета увидел Снегова.

— Товарищ полковник, я жду. Может, буду нужен вам? — как-то виновато спросил тот.

Георгиев пригласил его зайти.

В кабинете с трудом помещались стол и стоявшие вдоль стен несколько стульев. Василий Павлович подумал, не уйти ли все-таки сейчас?.. Решил остаться и поговорить со своим помощником.

— Ну, раз сам напросился, входи, рассказывай, чем прогневал начальство!

Снегов носил очки в золотой оправе, был тонок в талии, белолиц и совсем не похож на мастера спорта по боксу. Спортом он занимался с детства, неоднократно побеждал на соревнованиях. Этим он особенно импонировал Георгиеву, который любил людей, чем-то увлеченных. Хотя полковник и видел, что Снегов излишне самоуверен и конечно же еще очень неопытен.

Снегов говорил о своем промахе как о деле, которому не стоит придавать никакого значения, оправдывая поспешность своих действий тем, что ему надоело возиться с явным негодяем.

— Если не хватает терпения и выдержки, если работа надоедает, то ее лучше оставить, — говорил Георгиев строго. — Но я надеюсь, Юрий Яковлевич, нам с вами предстоит много и хорошо потрудиться вместе.

Перелистав папку, Георгиев протянул ее Снегову.

— Здесь, — сказал он, — материалы по делу, которое мы назовем условно операция, ну, скажем, «Фирмач». Речь идет об известной вам «Майнинг корпорэйшн». Она завязала деловые контакты с одним нашим объединением. Сдается мне, Юрий Яковлевич, что одна разведывательная служба использует эту фирму в качестве прикрытия. Познакомьтесь с документами, с фотографиями действующих лиц. Завтра, если у вас появятся кое-какие соображения, поговорим подробнее. До свидания.

Северцев поминутно поглядывал на часы, которые показывали уже пять минут третьего. Сегодня четверг, и в два он должен был присутствовать на заседании бюро райкома партии; ему час назад звонили, просили не опаздывать: внезапно заболел один член бюро, может не быть кворума. И, как на грех, заседание научно-технического совета института, которое Михаил Васильевич рассчитывал закончить в половине второго, все еще продолжалось, так как никто из выступавших не придерживался регламента…

На заседание совета были приглашены самые квалифицированные ученые и специалисты из смежных институтов, поэтому прервать заседание и перенести продолжение на другой день было невозможно. Еще раз собрать всех этих людей — дело весьма трудное. Вопрос обсуждался серьезный. Речь шла об основных технико-экономических положениях проекта крупнейшего алмазного комбината на заполярном месторождении.

Это месторождение был открыто геологом Малининой. Местная газета, жирным шрифтом оповещавшая об этом открытии, лежала сейчас на столе перед Северцевым.

Спорным был вопрос о достоверности запасов. Эксперты из ГКЗ — Государственной комиссии по запасам, ссылаясь на действующие инструкции, требовали доразведки месторождения. А это означало, что строительство предприятия будет отложено. Притом на неопределенный срок.

Михаил Васильевич еще раз взглянул на лист бумаги, где он записал фамилии желающих выступить: осталось еще двое, они займут не менее тридцати пяти минут. Вздохнув, он смирился с мыслью, что опаздывает безнадежно.

Вдоль длинного полированного стола сидели сотрудники института и рассеянно слушали консультанта из какого-то научного центра. Люди устали от многочасового неподвижного сидения и с грустью поглядывали на высокие окна, неторопливо бегущие куда-то облака.