Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

— Какие еще задания получали вы от Смита?

— Никаких заданий я от него никогда не получал, я только однажды дал совет фирме по чисто коммерческому вопросу, о чем я сейчас очень сожалею.

— Верю, что сожалеете. Но не верю, что ваши отношения ограничивались чисто коммерческими интересами. Скажите, что это за сведения были найдены при обыске в вашем служебном сейфе? — спросил Георгиев, передавая бумажку, написанную рукой Птицына.

— Так просто, для себя прикидывал возможный уровень добычи некоторых металлов, — безразличным тоном ответил Птицын.

— У вас написано по-латыни: «Аурум». Это — золото. «Камни» — это, видимо, алмазы? Почему вы заинтересовались ими? — закуривая, спросил Георгиев.

— Я прочел в «БИКИ» — есть такой бюллетень иностранной коммерческой информации — о прошлогодней добыче золота и алмазов за рубежом, ну, и хотел для себя сравнить с нашей. Для себя! Сравнение, естественно, дилетантское, к этим металлам я не имею отношения.

— Вы когда-те работали начальником главка.

— Тогда у нас не было своих алмазов, а золотом наш главк не занимался.

На этот раз Птицын говорил правду. Георгиев консультировался с работниками Госплана, и они опровергли цифры Птицына.

— Так зачем же вам понадобилось выяснять масштабы добычи этих металлов? Только для самообразования, для общего развития? — допытывался Георгиев.

— Это была своего рода дезинформация, — пробурчал Птицын.

— За которую вы рассчитывали получить еще тридцать сребреников?

— Трудно, когда тебе заранее не верят… — вздохнул Птицын.

В который уже раз он сейчас мысленно проклинал тот злополучный день, когда встретился с Бастидом! Птицын любил считать себя жертвой коварных людей, находящих способы преступно пользоваться его доверчивостью…

— Расскажите о своих связях с посланцем из Франкфурта, — сказал Георгиев.

— Бог с вами! Кого еще вы мне приписываете? — воскликнул Птицын.

— Птицын, вы сегодня обещали мне говорить правду, — напомнил Георгиев, отрываясь от протокола.

Птицын вновь потянулся трясущимися руками к стакану, опять залпом выпил его.

— Вы встречались с профессором Максом Зауэром из Франкфурта?

— Один раз виделся в научно-техническом комитете. Деловая встреча — и только. На том совещании было много народу.

— Возможно. А как у вас оказался портфель Зауэра?

— Никакого портфеля Зауэра я в глаза не видел! — Птицын схватился рукой за левый бок.

Георгиев протянул ему лист бумаги: Северцев писал о том, что видел на заседании комитета черный лакированный портфель у Зауэра, а из комитета портфель под мышкой уносил Птицын.

— Северцев меня оговаривает, сводит личные счеты: мы с ним враждуем давно, почти десять лет, с тех пор, как я не разрешил ему разваливать Сосновский комбинат.

— Что было в портфеле? — поинтересовался Снегов.

— Портфеля не было! Ничего не было! — истерически закричал Птицын.

— Истерик не нужно, — сказал Георгиев и, покрутив телефонный диск, сказал в трубку: — Приведите!

Птицын ждал: с кем сейчас у него будет очная ставка — с Асей, или со сторожихой Дашей, или с какой-нибудь курьершей, или с Северцевым? Он их всех сейчас ненавидел: они предали его! Ну, и он не будет с ними церемониться, особенно с этой сучкой Аськой!.. Найдет что сказать про каждого из них! Око за око, зуб за зуб…

Но, к его великому удивлению, в кабинет ввели огромного истукана Зауэра… Вот так сюрприз! А Птицын-то воображал, что немец давно во Франкфурте…

Зауэр, не обращая никакого внимания на Птицына, сел на стул, уперев жирный живот в край стола и расставив толстые ноги. С невозмутимым выражением лица протер платком багровый загривок.

— На каком языке вы, Макс Зауэр, желаете отвечать на вопросы? Нужен ли вам переводчик? — осведомился Георгиев.

— Не нужен, я свободно владею русским, — не поднимая глаз на следователя, ответил Зауэр.

— Ваше служебное положение? — Георгиев ставил вопросы и записывал в протоколе допроса ответы арестанта.

— Две недели назад я был консультантом известной вам коммерческой фирмы, — пробасил Зауэр.

— Это ваша официальная должность. А какие вы имели дополнительные поручения и от кого?

Зауэр молчал. Птицын снова схватился за сердце.

— Расскажите о цели вашего приезда в Москву. Повторяю вопрос: какие вы имели официальные и секретные поручения и от кого именно? — уточнял Георгиев.

Зауэр громко откашлялся, немного подумал и, уставившись в угол комнаты, ответил:

— Официальное — от главы фирмы: получить контракт на поставку мельниц «Каскад». От моего коллеги Смита имел поручение встретиться с господином Птицыным и получить какие-то данные, которые меня не интересуют и не входят в мою компетенцию, данные по разработкам металлов.

— Вам удалось выполнить эти задания? — спросил Георгиев.

— Нет, не удалось. Институт выступил против наших предложений, и контракт заключен, по-видимому, не будет. Портфель с деньгами я господину Птицыну передал, а воспользоваться его сведениями не удалось: меня арестовали.

— Где вы передали Птицыну портфель и что в портфеле было?

— Передал в гардеробной научного комитета, точно перечислить содержимое не могу, но знаю, что там были деньги. Разрешите закурить? — попросил Зауэр.

Георгиев подвинул к нему пачку сигарет и зажигалку.

— Александр Иванович, что вы скажете? — обратился Георгиев к застывшему в оцепенении Птицыну.

— Зауэр говорит неправду. Никаких денег я не видел.

Зауэр, не оборачиваясь к нему, бросил:

— Это вы говорите неправду. Вы трус.

— Хорошо вам быть храбрым… Через год-другой вас освободят — и до свидания!.. — вырвалось со злобой у Птицына.

«Какие же сволочи все эти бастиды! — думал он. — Начали с дружеской просьбы, с красивых слов, а теперь без зазрения совести сталкивают в пропасть…»

— Где же портфель, Птицын? — услышал он вопрос Снегова.

— Я его не видел. Если бы он был, как утверждает этот господин, так вы его изъяли бы при обыске.

— Скажите, Зауэр, какие сведения передал вам Птицын? — продолжал Георгиев допрос Зауэра.

— В последнюю встречу в церкви на Воробьевых горах я увидел коленопреклоненного перед распятьем господина Птицына и опустился рядом с ним на колени. Во время богослужения он передал мне карманное Евангелие с какими-то пометками для Смита. Я вышел и направился к ожидавшей меня машине, но не дошел до нее — меня задержали.

— Вот это Евангелие? — показывая ему карманную книжечку с крестом на обложке, спросил Георгиев.

Зауэр утвердительно мотнул головой и подписал переданный ему протокол очной ставки.

— Это ваши записи? — Георгиев показал Птицыну пометки на полях Евангелия.

— Нет, не мои.