Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

Она замолчала лишь тогда, когда Северцев положил ее на рычаг.

Михаил Васильевич задумался, машинально водя карандашом по ватману. Меняет бюрократизм свои методы и формы, выказывает недюжинную способность к мимикрии… Бюрократизм наших шестидесятых годов отличается от бюрократизма годов двадцатых. Бюрократ сегодня ратует за построение материально-технической базы коммунизма, но, как всегда, выражает худшие стороны человеческого бытия и сознания: в данном случае — бездушие, безразличие, сопротивление живому и прогрессивному. Он любит затуманивать существо вопроса густой завесой радикальных слов. Он на лету подхватывает любую новую директиву, но бездумным исполнением ухитряется довести ее до абсурда.

Таков и его, Северцева, начальник, чья главная забота — кукарекнуть точно в полночь, «попасть в цель», то есть не принимать на себя огонь и ответственность за порученное дело, а перевалить все это на другого. У Пантелеймона Пантелеймоновича Филина нет мозгов, нужно бы поставить их ему на транзисторах, что ли. А лучше — вернуть его куда-нибудь на стройку десятником, там будет от него хоть какая-то польза…

— Так выпускаем проект Заполярного в нашем варианте? — прервал его раздумья Парамонов.

— Нет, будем переделывать. И предупреждаю: в новых решениях должен быть не минимум просимого, а максимум возможного. Представьте мне на утверждение график.

Когда Северцев направился к двери, проектанты проводили его хмурыми взглядами.

В двенадцать тридцать Северцев закрылся в кабинете с начальником планового отдела и, помешивая ложкой в стакане, внимательно читал бесконечные колонки цифр, определявших объем работ в тысячах рублей, численность проектантов, их производительность, выработку на человека и многие-многие другие обязательные показатели работы отдела. Потом он смотрел тематические планы, где по каждому проектируемому объекту значились сроки, объемы работ, которые выполнялись с огромным напряжением, нередко работой вечерами и в выходные дни. Главной причиной неизживаемой штурмовщины были сыпавшиеся на институт как из рога изобилия сверхсрочные неплановые задания и поручения министерства, которые часто превращали внутриинститутское планирование в фикцию.

А поток бесконечных поручений все нарастал, хотя Северцев знал, что добрая половина этих заданий не имеет практического смысла и выполненные по ним работы идут в архив. Северцев подписал планы отделам, ясно представляя себе, что они будут не однажды нарушаться.

Михаил Васильевич поднялся этажом выше — в новую научно-исследовательскую лабораторию подводного горного дела. Помещалась она пока в небольшой комнате с десятком канцелярских столов, часть которых была заставлена макетами барж, катеров, землесосных снарядов. На стенах висели крупные фотографии исследовательского судна с выходящим из морской пучины водолазом в скафандре, геологическая карта, разрез участка морского дна, фото морского скрепера-волокуши. Молодой лаборант в очках бережно упаковывал в ящик вертушку, напевая себе под нос: «Ученым можешь ты не быть, а кандидатом быть обязан…» Профессор Проворнов что-то писал за большим столом. За низким столиком работал на вычислительной машине Виктор.

— Нептунам привет! — громко приветствовал их Северцев, и они обернулись в его сторону.

— Собираемся в морскую экспедицию. Народ уже выехал к океану. Вот отгружаем последнее оборудование, — сообщил Проворнов.

— Какую же задачу поставили вы перед собой? — присаживаясь к большому столу, спросил Северцев.

Прежде чем ответить на вопрос, Проворнов разложил на столе несколько географических карт, фотографий и пригласил к столу Виктора.

— Итак, сделаем маленький экскурс в прошлое… — начал Проворнов. — Свыше трех тысяч лет тому назад финикияне добывали краски из раковин морских улиток, а в Индии и Японии таким способом добывали жемчуг и перламутр. В последнее тысячелетие до нашей эры со дна Босфора ныряльщики добывали медную руду. А в наше время океаны могут стать источником минерального сырья для многих отраслей промышленности. По подсчетам ученых, Тихий океан мог бы обеспечить человека медью на шесть тысяч лет, алюминием — на двадцать тысяч, кобальтом — на двести тысяч лет.

Проворнов подвинул к Северцеву карту Мирового океана и продолжал:

— Если бы высохли океаны, мы увидели бы поразительные ландшафты! Там, где отложения, осаждавшиеся миллионы лет, заполнили все мелкие впадины, перед нашим взором открылись бы идеально плоские, напоминающие пустыню участки грунта. Над ними возвышаются лишь морские горы, кое-где вздымаются скалистые горные цепи — океанские хребты. Мы увидели бы также глубокие борозды, типа Марианской впадины, глубиной почти в одиннадцать километров. В такую впадину свободно поместился бы Эверест. Но пока человека интересуют шельфы: наиболее достижимая часть морского дна — от кромки берега до глубины двухсот метров.

— А велика ли их площадь? — поинтересовался Северцев.

— Пятая часть всех материков. Вовлечение ее в сферу активной деятельности человека сравнимо по своему значению с открытием нового континента размерами с африканский материк, — улыбаясь, объяснил Проворнов.

Северцев посмотрел на карту: шельфовые пространства, примыкающие к берегам Советского Союза, занимали на ней треть мирового континентального шельфа.

Проворнов откашлялся и продолжал:

— Дно шельфа покрыто слоем осадочных пород. Эти породы в основном представлены продуктами физического и химического выветривания материков.

— А сколько будут стоить минералы, добытые с морского дна? — спросил Северцев.

— Многолетний опыт разработки прибрежно-морских месторождений в Австралии показывает, что себестоимость получаемых концентратов в четыре — шесть раз ниже, чем при отработке обычных россыпей, расположенных на суше. Это позволит, как вы понимаете, экономически выгодно отрабатывать пески даже с содержанием в четыре раза меньшим, чем на суше. Японцы и новозеландцы добывают из прибрежно-морских россыпей магнетит. В Индонезии, Малайзии, Таиланде давно добывают подводное олово. Американцы и канадцы в течение многих лет разрабатывают на океанском побережье золото, серебро и платину, — загибая пальцы на левой руке, пояснял профессор.

Северцев слушал внимательно, больше не перебивая Проворнова, понимая, что проблема эта не легче космической. Лишь воспользовавшись тем, что профессор искал какую-то карту, Северцев позволил себе вставить:

— Геологическая обстановка в общих чертах ясна… А чем и как добывать, профессор, эти морские полезные ископаемые?

— Моя стихия — геология. А на этот вопрос вам лучше ответит Виктор Михайлович, — заявил Проворнов и посмотрел на младшего Северцева.