Константин Лагунов - Начнем сначала

— Ну, здравствуй. Здравствуй, — говорила Лена. — Вижу, рад. Я тоже рада. Погоди, разденусь, дам тебе шоколадку.

При слове «шоколадка» пес крутнулся, выскользнул из рук девушки и закружил вокруг нее, облизываясь, шевеля ноздрями и ушами, и так яростно размахивал коротким хвостом, будто спешил избавиться от этой принадлежности собственного тела.

Проворно расстегнув большую наплечную сумку, Лена достала круглую шоколадку, очистила от блестящей обертки и протянула Арго. Никогда не хватавший ничего, пес вдруг вырвал лакомство из рук хозяйки и тут же, не жуя, проглотил. Это поразило Лену, и, будто пробудясь, она вдруг увидела, что пес страшно исхудал, шерсть на нем свалялась грязными сосульками, борода и усы слиплись и закуделились настолько, что были не видны.

— Тебя что, не купали, не чеса…

Оборвала фразу на полуслове, увидев огромное черное пятно под телефонным столиком. Скользнула взглядом по сторонам. Кругом грязь, толстый серый слой пыли на дверных стеклах, на полу, на зеркале, провела пальцем по шкафчику, и на серой гладкой поверхности осталась яркая полоса. Желтый синтетический ковер в холле заляпан грязью, завален какими-то крошками и обглоданными костями.

— Что это такое? — потрясенно спросила Лена пустоту.

Не раздеваясь, сторожкой, крадущейся походкой прошла в кухню, включила свет и обомлела. По столу, по стенам, по белой глади мойки сновали рыжие, усатые, мерзкие тараканы. Небрежной грудой возвышалась в мойке грязная посуда, дверцы настенных шкафчиков распахнуты, на столе сковорода с объедками и хлебница с заплесневелыми ломтями. Где бы они ни жили прежде — в землянке, в вагончике, в бараке, — никогда не водилось у них ни тараканов, ни клопов, ни иной ползучей нечисти. Чистоплотная Марфа так старательно и упорно боролась с насекомыми, что появление таракана в кухне вызывало переполох. Теперь паразиты нагло ползали по мойке, по грязным тарелкам, по хлебнице. Схватив ерш, которым мыли бутылки, Лена под звонкий лай Арго принялась колотить насекомых, пустила горячую воду в мойку и прекратила атаку только тогда, когда сгинул с глаз последний таракан.

Что-то случилось нехорошее и страшное. Утвердившись в этой догадке, Лена почувствовала прилив острой тревоги, и, оглушенная и перепуганная, в пальто и шапке, с расстегнутой сумкой в руке, она долго стояла посреди кухни, из которой давным-давно выдуло и тепло, и родные привычные запахи, и тот непередаваемый неизъяснимый уют, который всегда поддерживался здесь неутомимыми ловкими руками матери.

Что-то проскрипело, резко и громко, будто ворона каркнула. Лена дрогнула, едва не присев от страха. Застыла окаменело, не шевелясь, не дыша, всем существом вбирая шершавую, затхлую, противную тишину покинутой квартиры.

Она одолела страх. И едва тот отступил, Лена услышала, как с ворчливым бульканьем перекатывается вода в трубах отопления, как, перегорая, еле слышно потрескивает над головой большая и яркая электролампа под серым от пыли фаянсовым колпаком, как часто-часто стучат о пол когти мелко дрожащего Арго. Ничего угрожающего, тревожного не уловила она вокруг, но продолжала настороженно прислушиваться к густой, черной, страшной тишине.

Лена вышла из кухни и, бесшумно ступая, короткими шажками прошла в свою комнату. Собака шла рядом, то и дело прижимаясь к ногам девушки. Медленно, как по незнакомому дому, прошла она по своей квартире, зажгла во всех комнатах свет, и всюду одно и то же: запыленная мебель, грязные занавески, скатерти и чехлы, затхлый, погребной дух.

Вещи были целы, стояли на своих извечных местах. Ничего не унесено, не поломано. Но, странное дело, с предметов как будто бы сняли их великолепные дорогие одежды, и, лишенные нарядов, все эти инкрустированные полированные серванты, гардеробы, книжные шкафы, глубокие удобные кресла и стулья с высокими резными спинками вдруг стыдливо съежились, уменьшились в размерах и постарели, источая противный дух запустения и тлена.

У нее ослабли ноги. Присев на краешек дивана в гостиной, Лена силилась понять случившееся. «Может, укатили куда-нибудь. Вместе. Срочно… Нет. Отец сказал, пошла труба… Кто же кормил и выгуливал Арго? Заболели? Несчастный случай? Почему не известили? Не хотели беспокоить?..»

Вдруг показалось: кто-то недобрый и страшный затаился в огромной пустой квартире, затаился и замер, карауля каждое ее движение, выбирая миг, чтобы кинуться. Лена чувствовала на себе ненавидящий стерегущий взгляд и, до боли напрягши слух, вдруг услышала сдавленное посапывание и звук с трудом проглоченной слюны. Арго вздрогнул, настороженно встопорщил уши. «Только не бежать. Тихо, беспечно отойти к двери и кинуться».

Озираясь по сторонам, Лена стала медленно пятиться к выходу. Наткнулась на столик с телефонным аппаратом, сорвала трубку, лихорадочно набрала номер Кириковых, и тут же подле уха послышался голос Сталины:

— Слушаю.

Что-то дрогнуло внутри у Лены, спазма перехватила горло, потекли слезы.

— Алё, — уже недовольно зазвучал голос Сталины. — Чего вы там молчите? Я слушаю…

— Сталина Михайловна, — еле выговорила Лена. Проглотила запечатавший горло комок и громче и внятней: — Сталина Михайловна! Это я… Лена…

— Леночка?! Ты?.. Откуда?.. Из Баку?..

В голосе растерянность, смятение, наигранная веселость. Это сразу отрезвило, пожалуй, даже рассердило Лену, хотя она и сама не понимала причину своей сердитости.

— Я приехала, — сказала она. — А тут… у нас…

— Приехала? Когда? Почему не предупредила? Как добралась? Ты уже дома? — засыпала вопросами Сталина. Смятение еще отчетливее проступило в ее голосе.

— Где мама? — твердо и громко спросила Лена. — Куда они все подевались?

На том конце провода короткая пауза замешательства.

— Папа только что был у нас. Пошел с Феликсом подышать. Сейчас разыщу его, турну домой. Пока, Леночка. До встречи… — выделанно бодрым, приподнятым голосом протараторила Сталина, как скорострельный пулемет, и, не дав Лене опомниться, не дав ни о чем спросить, повесила трубку.

Обиженная Лена снова набрала номер кириковского телефона, но услышала в трубке короткое попискивание. Еще раз набрала, и опять тот же результат. «Но где мама? Я же спросила о ней, не о папе. Что произошло?..»

Кинула пищащую трубку на аппарат. Глянула на сидящего у ног пса.

— Что у вас случилось, Арго?

Настороженный, чуть-чуть пугливый и преданный взгляд коричневых собачьих глаз встретился с тревожными глазами девушки. Пес поднялся. Еле приметно пошевелил ушами и вдруг сквозь стиснутые челюсти тонко-тонко заскулил, протяжно и надорванно, будто заплакал…

Бурлак долго плескался под душем, поливая себя то очень горячей, то вовсе холодной водой. Взбодренным, раскрасневшимся и довольным вышел он из ванной комнаты, кутаясь в подаренный Ольгой белый пушистый халат.