Константин Лагунов - Начнем сначала

— Доведем до конца зимник на своем участке и…

— Кончайте эту нелепую игру в свои и чужие! — жестко и раздраженно высказался Бурлак и тут же приказал: — Завтра с утра пару «Катерпиллеров» на зимник к Ноябрьской!

По скуластому цыгановатому лицу Глазунова пошли алые пятна. Он так резко мотнул головой, что слетела шапка и в брезентовый потолок «уазика» уперлась растрепанная копна волос. Сидящий рядом Юрник крепко сжал острое подрагивающее колено Глазунова, и тот устоял, не сорвался, сказал спокойно и негромко:

— У нас всего три «Катерпиллера» на ходу…

— Два из них завтра с утра — на зимник к Ноябрьской! Найдете меня в Березовке и доложите!..

Не окажись рядом Юрника, сцепился бы со своим управляющим Глазунов. Ах как он не любил Бурлака за его громогласное всевластие, командный тон и бесцеремонное вмешательство в дела подчиненных. Наверное, и сейчас Глазунов не преминул бы высказаться по этому поводу, но… рядом был Юрник. Он уважал задиру и бунтаря Глазунова и то репликой, то жестом, то взглядом, но все-таки поспевал вовремя плеснуть студененьким на его раскаленное самолюбие, и Глазунов смирял себя, сдерживался, не оспаривал приказов управляющего, не лез на рожон. И в ответ на приказ Бурлака о «Катерпиллерах» Глазунов буркнул сквозь зубы:

— Хорошо.

Так же стоически выслушал он и команду Бурлака о перевозке на трассу сваренных в плети труб из другого, дальнего, «кармана» (временного запасника), а не из того, из которого плети уже возили. Выслушал и пообещал:

— Сделаем.

Чуял Бурлак, как неприятны его распоряжения строптивому Глазунову, понимал, что тот и без стороннего вмешательства и подсказок «сделает план», поборет любые трудности, понимал, а не мог отмолчаться, не переиначить по-своему. Ему доставляло удовольствие гнуть, подчиняя своей воле непокорного Глазунова. Особенно теперь, после того ненароком подслушанного телефонного разговора. Делая вид, что не замечает, каких нервных усилий стоит показное смирение строптивому Глазунову, не понимает, зачем Юрник то и дело пытается начать разговор о быте трассовиков, Бурлак с упорством разъяренного быка наскакивал и наскакивал на тщательно продуманную, выверенную и уже обкатанную стратегию огромной стройки. Глазунов спокойно терпел до тех пор, пока Бурлак не приказал ему возить трубы на участок трассы соседнего района.

— Мы к ним в извозчики не подряжались! — не сдержался наконец-то потерявший терпение Глазунов.

Бурлак угрожающе глянул на него, но тут дотоле молчавший Юрник сказал как-то по-домашнему миролюбиво и буднично:

— Не кипятись, Антон. Надо же соседям подмогнуть.

И снова Глазунов, сцепя зубы и скрепя сердце, пробубнил:

— Ладно…

Есть руководители, которые ценят подчиненных прежде всего за их умение соглашаться. Главное, чтобы нижестоящий безропотно выслушивал сентенции, наставления, приказы и не раздумывая чеканил: «Будет сделано!» А сделает ли он на самом деле, такого руководителя уже не интересовало. Бурлак своих приказов и распоряжений не забывал, непременно проверял их исполнение, сурово наказывал ослушников. Вот почему негодовал, ярился и клокотал Глазунов, выслушивая приказы управляющего, а тот с необъяснимым самоупоением, почти со злорадством мешал, тасовал и переигрывал все, над чем долго и упорно бился начальник района.

И как же обрадовался Глазунов, завидев впереди сварочную колонну Воронова! Даже не заметил очевидного: колонна-то не двигалась. А Бурлак сразу приметил и недовольно спросил:

— Что там у них?

Теперь и Глазунов увидел, что механизмы остановлены, рабочие столпились подле экскаватора, который замер, высоко задрав раззявленный зубастый ковш.

Все оказалось так же просто, как и неожиданно.

Когда-то кто-то, по всей видимости, те, кто расчищал трассу будущего газопровода, забрали в трубу полутораметрового диаметра вставшую на пути крохотную речонку, вытекающую из болотных живунов, и таким способом перекинули мостик через поток. Со временем трубу затянуло илом, и теперь эта невидимая стальная преграда встала поперек будущего газопровода. Несмотря на холода, речонка не замерзла, с бульканьем и урчанием катила желтые воды поверх невидимой трубы. Сколько ни бился экскаваторщик — не смог поддеть и вытащить трубу. Это мог бы сделать могучий «Катерпиллер», но для этого надо было подцепить крюком край затопленной трубы. А как подцепить? Об этом и спорили рабочие, обступив нежданную преграду.

— Откуда труба? — грозно спросил Бурлак.

— Черт ее знает. И проектировщики проглядели, — ответил Глазунов с приметной виноватинкой.

— Проектировщикам траншеи не рыть, — сердито выговорил Бурлак. — А вы должны были знать. — Это адресовалось Глазунову. — Трассу надо назубок. Обойти на своих двоих. Теперь будем расхлебывать. Эта труба может слопать не один день. Без водолаза не обойтись…

Говоря так, Бурлак прошел в культбудку — вагончик, где рабочие обедали и отдыхали в короткий перерыв, подсел к огромному, до блеска отполированному локтями столу, достал блокнот и, набросав схему непредвиденного затора, тут же стал делать расчеты.

«Хлебом не корми, дай только чертить да подсчитывать», — думал угрюмый, раздраженный Глазунов, наблюдая упоенно считающего Бурлака. А тот молчал до тех пор, пока Воронов не вышел из культбудки. Тогда, не скрывая досады, Бурлак сказал:

— Кабанова бы сюда. Тому ни водолазов, ни схем, ни расчетов. Премию на стол — и будь спокоен…

— У Воронова это сделают без премии, — с плохо скрытым вызовом проговорил Глазунов.

— Никто, даже я, не смеет, — Бурлак выделил интонацией последнее слово, — приказать рабочему в тридцатиградусный мороз лезть в воду.

— Рабочим надо объяснить, а не приказывать! — с поспешной драчливой готовностью откликнулся Глазунов.

— Вот и объясните! А чтобы вам не мешать, я съезжу пока в бригаду Кабанова. Вечером встретимся в Веселом. — Бурлак поднялся и уже от двери резко, через плечо кинул:

— Не сделаете к концу дня — простой на вашу шею. Договорились?

— Договорились!

Землеройщики, электросварщики, изолировщики, дизелисты и водители — все, кто оказался в тот час на трассе, собрались в культбудке, тесно обступив стол, за которым сидели Воронов и Глазунов. Рабочие курили, негромко перешучивались, посмеивались, беззлобно подтрунивали друг над другом.

Они знали, о чем сейчас пойдет речь, и, похоже, радовались случаю, который вновь свел их с Глазуновым. Каждый с ним норовил поручкаться, перекинуться пустячной фразой, обменяться улыбкой. Глазунов охотно поддерживал разговор, откликался на шутку и каждому находил только ему предназначенные слова.