Владимир Киселев - Человек может

Снова ему приснился тот же сон. В прозрачной, прохладной воде стоят стайкой рыбки, как магнитные стрелки, головами в одну сторону. Солнце пригревает спину.

Он проснулся, припомнил сон и вспомнил, как все это было наяву.

…Он сидел на берегу Десны, на мостках, с которых женщины полоскали белье, а под ним струилась вода, колебля длинные зеленые волосы — подводные травы. На мостки взошел человек в соломенной шляпе с деревянным ящиком и треножником в руках.

— Не помешаю? — спросил он.

— Нет, — ответил Павел.

Человек расставил треножник, укрепил на нем рамку с натянутым холстом и стал рисовать. Кисть так и мелькала в его маленькой руке. Павел поднялся, стал смотреть за тем, как рисует художник.

Странная это была картина. Дело происходило в полдень, на самом солнцепеке, а на картине изображены были сумерки, предвечерний час. Дерево на берегу — разлогий дуб — было изображено очень похоже. Но на картине дерево это приобрело сходство с сердитым мужицким лицом, украшенным кудлатой бородой, а облако за деревом сидело как шапка на этой голове. Лошадиной изувеченной мордой, с болью поглядывающей в сторону одним узко прорезанным глазом, казалась будочка, где лодочный сторож держал весла.

— Почему это все у вас так? — спросил Павел.

Художник молчал. Павел хотел яснее выразить свою мысль, но художник вдруг ответил ему странным, мурлыкающим голосом:

— А потому, что это дерево и впрямь похоже на голову. Но обычно люди не умеют этого замечать. Дерево — и кончено. А я — как раз тот, который показывает, чего не замечают другие…

Так они познакомились с Виктором.

Как нравился тогда Павлу этот человек, за мягкостью которого всегда чувствовались жесткая воля и недюжинный ум! Как прислушивался он к каждому его слову! Какую большую власть имело над ним очарование таланта и загадочности, окружавшей Виктора.

Ему постоянно хотелось быть похожим на Виктора, так что было даже неприятно свое превосходство в росте.

— Вы — художник? — застенчиво спросил Павел в одну из следующих встреч. Они встречались каждый день.

— В некотором отношении — да, — недобро, тяжело и едва заметно усмехнулся Виктор. — Во всяком случае, учился в художественном институте. Но обстоятельства сложились так, что мне пришлось сменить кисть художника на меч конквистадора.

Павел не решился спросить, что такое конквистадор.

Виктор помолчал немного и вдруг прочел стихи, из которых Павел запомнил только:

— Вы давно бросили школу? — неожиданно резко спросил Виктор.

— Три или четыре года назад, — не смог сразу припомнить Павел.

— А почему не работаете?

— Работал… В авторемонтных мастерских… слесарем. Но поругался с мастером. Не хотел помыть его машину. Частную.

— Быть может, мне понадобится ваша помощь, — сказал Виктор, оценивающе, сквозь быстрый прищур оглядев Павла.

— Хорошо.

— А вообще — нужно учиться. Во что бы то ни стало — учиться.

Вскоре Павел узнал, почему Виктор называл себя конквистадором. Каким романтическим ореолом был озарен он для Павла!

А затем… Виктор ночью постучал в его окошко. Павел был очень удивлен.

— Что случилось? — спросил он.

— Тише, — ответил Виктор. — Ты один?

— Один.

— Я уезжаю. Надолго. Я хочу оставить у тебя этот чемодан. — Он поставил на подоконник увесистый чемодан. — Через две недели его нужно будет отвезти в Киев, сдать в камеру хранения, а квитанцию отправить по почте по адресу, который я тебе оставлю. Тебе, наверное, хочется знать, что в чемодане?

— Нет, — ответил Павел.

Виктор помолчал, улыбнулся мягко и задумчиво.

— Но знать это тебе все-таки нужно. Ты уже слышал об убийстве?

— Да.

— Это сделал я. Здесь деньги. Возьмешь чемодан?

— Возьму, — ответил Павел.

— В Чернигове, я знаю, тебе делать нечего. Когда отправишь деньги, позвонишь по телефону — он в записке, которую я тебе оставляю. Спросишь Виктора. Тебе скажут, как со мной увидеться…

За закрытыми веками у Павла замелькали города, где он побывал: Киев, Тбилиси, Батуми, Сухуми, Сочи, Ялта, Алушта, Симферополь, Одесса и снова Киев. В Киеве его арестовали…

По поручению Виктора он связался с компанией спекулянтов, ездил из города в город, перевозил какие-то пакеты, письма, передавал деньги. Матери сказал, что работает экспедитором в Глававтотракторснабе. Виктор исчез, а встречи с этими ласковыми людьми с потными руками оставляли у Павла постоянное чувство недовольства собой. Уйти бы от них… Но куда?

Они сидели тогда в квартире Михаила Михайловича. Только на суде Павел узнал его фамилию. Ужинали, пили водку. Михаил Михайлович любил хорошо поесть. Тарелки и блюда с дорогими закусками занимали весь стол. Цуркан, рослый, под стать Павлу, парень, с выпуклыми смешливыми глазами и пудовыми кулаками, единственный, кто казался Павлу похожим на человека в этой компании, подвинул Павлу маслины.

— Чего морщишься? — спросил. — Не нравятся?

— В первый раз ем…

— Все бывает в первый раз, — добродушно улыбнулся Цуркан. — Арест, например…

В дверь позвонили. Покрасневший, нагрузившийся водкой хозяин пошел открывать. Спустя минуту он возвратился — бледный и трезвый. Вместе с ним вошли четыре человека в штатском. Цуркан рванулся к окну.

— Разобьетесь, — сказал один из вошедших с хозяином, вынимая из кармана пистолет. — Сидите на месте.

— Накликал, — покрутив головой, сказал Цуркан Павлу. — А еще лекции читают. Про суеверия.

…Какие-то люди негромко и, очевидно, уже давно разговаривали.

Павел проснулся, но ему не хотелось открывать глаза.

Ему никого не хотелось видеть.

Его охватило тупое, жестокое отчаянье.

Его ничто не ждало впереди.

— …Хороший, хороший трудодень был, — радовался приглушенный, приятный, сипловатый голос. — Хлеба в каждой хате на два года хватит… Сытно едят, вкусно пьют…

— Не единым хлебом, — поучительно протянул сдержанный басок.

— Не единым, конечно. Получили и денег, и картошки, и молока…

…Был у них в камере человек, который часто повторял: «Трава ест землю, корова ест траву, человек ест корову, земля ест человека — и все сначала». Очевидно, эти мысли утешали его. Трава ест землю — и все сначала, — повторил про себя Павел.

— …что хлеб, масло, мясо, молоко будут без денег. Бесплатно, — продолжал приятный, сипловатый голос. — Я так думаю — доживем. Зайдешь в магазин, значит, и бери сколько нужно. Лишнего тогда никто и брать не станет…

— Нет, — не согласился сдержанный басок. — Мясо бесплатно нельзя давать. Мясо, оно разного сорта бывает. Бабы перебирать начнут, тащить, которое получше. Добра много может пропасть.