Василий Золотов - Меж крутых бережков

Вспомнилось Александру Ивановичу лето, когда он часто проходил по лугу. Бычки и телочки доверчиво тянулись к нему, и он в эти минуты непременно вспоминал Феню. Стоит перед ним, весело прищурясь… Щурится она, скорей всего, из желания спрятать ласку, которой полны ее добрые глаза.

Это она воспитала телят доверчивыми — ни разу не крикнула без причины, ни разу не хлестнула прутом, не сказала грубого слова. Это ее руки гладили, чистили их, это она щедро отдавала им часть своей души, и ласка ее живет в них.

Как ни странно, иногда ему думалось, что Фенина доброта видна на всем, что окружало его: на листьях маленькой вербочки, которую она по утрам поливала за палаткой, на подрастающей молодой траве, на голубом чистом небе, в котором она всегда искала поющего жаворонка…

Все вокруг для него было дорого, наполнено трогательным теплом, радостью, потому что жила в этом мире Феня…

Одного боялся Александр Иванович — как бы не растратила она безо времени своей ласки, так нужной и ему самому.

— Слыхали, Наташка-то?..

— Что с ней?

— Да разве не видите, не замечаете?

— Ладно уж тебе загадками. Говори!

Аленка оглянулась и шепнула Кате:

— Не Наташка — шелк, одно слово — шелк!

В самом деле, с тех пор как приехал Толя, будто подменил кто Наташу — стала она скромней, сдержанней на слова, тише. В прошлом году, когда приглянулся ей на концерте ансамбля Борис, в душе ее тоже словно бы встрепенулось что-то, но ненадолго. Уехал — и все утихло, как утихает рябь на случайно потревоженном лесном озере. А тут совсем другое — стоило Толе войти в красный уголок, как сказала Наташа самой себе: он! Дыхание захватило, глаз не отведет. И невесть с чего улетучились из ее памяти, будто растаяли в метельной роздыми Борис и Федя. Все заслонил он, все затмил собой, высокий, ладный этот парень в сером пальто, подпоясанном широким поясом…

Лежит ночью Наташа в постели, а уснуть не уснет: перед ее глазами стоит Толя…

А сегодня подошел — Наташа доила Субботку — обомлела, думает, что-то будет… А ничего и не было… Показал, как доить, — получается у него неплохо, только Наташа на дойку не обращала внимания, все глядела на него. Красивый, носит значок альпиниста, рассказывал, когда был студентом, поднимался на Эльбрус. Наташа слушает его, а он, закурив, спросил вдруг у нее: «А вам это интересно?» Это ее-то, Наташу, на «вы»! Ну, а она, конечно, ответила: «Очень».

Пригласил вечером погулять. Пошла. Рассказывал про Кавказ — обошел его весь пешком, только не за одно лето, конечно! Завтра, если будет кино, обещал достать билеты. Как она рада пойти с ним! Пусть подруги от зависти лопнут.

Работать Наташа старается лучше, а коровы, как назло, сбавили удой — Федька помогает все реже и реже. Девчата из-за этого посмеиваются над ней, только Феня молодчина — видит, что Наташа устала, подойдет и подсобит.

— Ты прости меня, Феня, — вздохнула однажды Наташа.

Феня грустно улыбнулась:

— Ну что ты, я ведь знала, что ты не хотела обидеть меня. Трудно тебе тогда было, вот и…

А Наташа тут же подумала: «Чудачка эта Фенька!» А ведь она, Наташа, тогда серьезно гнала ее из дому, предполагая, что подруга настраивает против нее мать.

Над Окой рассвет. Заиндевевшие крыши фермы алеют от зоревых сполохов. Толя распахнул дверь коровника, и над стойлами из распахнутой двери протянулась золотая пряжа первых лучей солнца. Вошел, огляделся, нетерпеливо повел плечами.

— Наташу не видели? — спросил он у доярок.

— Около Субботки она.

Зоотехник направился к стойлам Наташиных коров. Навстречу ему с охапкой сена шел Федя.

Аленка тут же собрала вокруг себя девчат и, предчувствуя нечто забавное, прошептала:

— Вот смехатура-то — сразу двое помощников!..

— Ничего тут смешного нет, — сказала Катя. — Анатолий Иванович скорей всего по делам — он ведь все время здесь, на ферме.

— Конечно, по делам, особенно к Наташке. К ней всегда парни по делам ходят, по таким же делам, как к тебе Степан ходил, — огрызнулась Аленка.

— И когда ты кончишь подсматривать за людьми! Ни стыда, ни совести, — вмешалась Феня.

— Ладно тебе, скромница, — отмахнулась от нее Аленка и, не договорив до конца фразу, вдруг закричала: — Гляньте-ка!

В это время к Анатолию Ивановичу подошла Наташа. Она словно загорелась вся тем утренним светом, какой падал в окна фермы, и потянулась взглядом к зоотехнику. Тот взял ее за руки, спросил:

— Очень устала?

— Нет, мне Федя помогает.

А Федя, увидев Анатолия Ивановича, стал будто вкопанный с охапкой сена в руках, мельком лишь заметив, как радостно блеснули глаза Наташи, какая она стала вдруг необычная, и подумал, что на него она так никогда не смотрела…

Зоотехник продолжал держать Наташины руки и улыбаться.

Наташа, заметив, что на нее и Анатолия Ивановича поглядывают девчата и Федя, смутилась.

— Вот возьми билеты, — очень тихо сказал Анатолий Иванович, — пойдем в кино. Хорошо?..

— Ладно… — так же непривычно тихо ответила Наташа.

Толя, потупив взгляд, вышел на улицу, а Федя, бросив Наташе под ноги сено, строго спросил:

— Как это понимать?

— Что?

— Ну, твое заигрывание с зоотехником. С одним гуляешь, а другому глазки строишь?

— С кем это я гуляю?

— Со мной.

Наташа рассмеялась:

— Уморил! Тоже мне ухажер нашелся! — Она еще что-то хотела сказать, но Федя, покрасневший и униженный, резко шагнул в сторону, и не успела Наташа глазом моргнуть, как верный помощник ее скрылся за дверью.

Девчата обступили Наташу, начали стыдить ее, а Феня, строго посмотрев на подругу, сказала:

— Эх, и крученая же ты, совести ни капли нет! Зачем ты обидела парня?

— Подумаешь, обидела, что он, маленький, что ли?

— А из-за кого ты больше всех надаивала молока?

— Из-за кого же?

— Из-за Федьки. Он и сено подносил, и стойла убирал, а тебе оставалось только подоить коров.

— А я и без него могу обойтись — поворожу ночью, а утром молоко в подойнике.

— Знаем, как ты ворожишь — глазками!

— А может, и глазками, да не хуже, чем у вас, получается.

— Это еще бабушка надвое сказала.

— Потягаемся? — Во взгляде Наташи появилась хитринка. — Думаете, не возьму свое? Возьму. Запомните!

Вечером в клубе шел фильм. Зал был переполнен. Ребятишки облепили крыльцо, но их не пускали.

Анатолий Иванович стоял среди малышей, ждал Наташу. Кажется, наконец-то показалась. Действительно, это была Наташа. Запыхавшись, она торопливо протянула контролеру билеты:

— Пошли скорее, опоздаем.

Войдя в клуб, они стали искать свои места. Катя, дежурившая в этот вечер в клубе, хотела было подойти к ним и показать стулья, но, увидев Лешку Седова, строго сказала ему: