Римма Коваленко - Хлеб на каждый день

Гостиница сияла огнями. Семен Владимирович со страхом поднялся на ее широкое крыльцо. В гостиницах до поездки в Болгарию он никогда не жил. Но болгарские отели были не в счет, там вся жизнь была полуреальной: к подъезду подкатывал автобус, они группой входили в вестибюль, получали ключи от номеров, в ресторане их ждали уже накрытые для ужина столы.

Этот шикарный вестибюль по своему виду был не хуже софийского, но здесь Семена Владимировича никто не ждал. Он даже представил, как выглядит табличка «Мест нет» на администраторской стойке, хотя такую табличку никогда в натуре не видел. Понимая, что поступает самым недостойным образом, Доля еще на вокзале вложил в паспорт пятерку, а когда вошел в гостиницу и встал у администраторского барьерчика за широкоплечим элегантным мужчиной, то незаметно вытащил пятерку и заменил ее десяткой.

— С телевизором? — спросила женщина, оформлявшая номера.

Он растерялся, не понял, что такое «с телевизором», и ответил: «Нет».

Женщина выписала ему квитанцию, подала ее вместе с паспортом.

— Ключ у дежурной на этаже.

В лифте он раскрыл паспорт и увидел десятку. Но больше всего его сразило то, что женщина промолчала. Конечно, на десятке не написано, для какой она цели, но администраторша-то понимала и могла ему сказать хотя бы загадочную фразу: «У нас здесь чистота, соблюдайте ее».

Со стыдом в сердце он вошел в небольшую аккуратную комнатку, где все было предусмотрено для чемодана, обуви, человеческого тела, а для души — беленький телефон на углу письменного стола. Он мог снять трубку и позвонить Алисе, услышать ее голос и положить трубку. Он еще в поезде решил, что объявит ей о своем приезде утром, позвонив на работу. Лет пятнадцать назад он видел фильм, забыл название, про одного скучного семейного человека, к которому приезжала тоже семейная женщина, и они встречались в гостинице. Они любили друг друга. Тогда этот фильм не тронул его, хотя это был очень хороший фильм, о нем писали в газетах и снимки печатали. А сейчас он о нем вспомнил и подумал, что не сочувствовал влюбленным, хотя их положение того заслуживало.

Семен Владимирович не испытывал угрызений совести перед мужем Алисы. Он его не знал, и потому мужа будто не существовало. Семен Владимирович приехал повидать Алису, просто повидать. Посмотрит и уедет. И еще спросит, как у них будет потом, в будущем. У него дочь, и у Алисы дети. Не просто вспомнился фильм, — искал он себе оправдания. И название вспомнилось: «Дама с собачкой». Словно сделан намек, что мужчина тот, пошедший на тайную любовь, не сумевший сделать ее открытой и счастливой, сам вроде собачки. Доля тогда им не сочувствовал, а все другие сочувствовали и даже плакали, и никто думать не хотел о муже той дамы. «Все зависит от того, — подумал он, — чью жизнь показывают. Показали бы мужа, как он любит свою даму, и стало бы всем жалко его».

Так Семен Владимирович, того не желая, издали кружил возле мужа Алисы, и это больше, чем сама встреча с Алисой, тревожило его. Он позвонил ей в конце рабочего дня Три раза до этого звонка укладывал в портфель зубную щетку и мыло, снимал с плечиков в шкафу плащ, порываясь уехать. В третий раз даже спустился с портфелем и ключом в кулаке вниз, но администраторши не было, и он посчитал это знаком: надо звонить.

Алиса не спросила, каким ветром его сюда занесло. Она с первого слова поняла, что он приехал к ней.

— Дай твой телефон, я через пять минут перезвоню.

Семен Владимирович подошел к окну и стал смотреть на круглую асфальтированную площадь с фонтаном посередине. Фонтан молчал, зябла в центре его скульптура, изображавшая женщину с лирой.

Алиса позвонила и сказала, что приедет через час. За этот час он чуть не умер. Сначала сдавила обида: он вырвал отпуск, ехал больше суток, а она не могла отложить дела и прибежать в ту же минуту. Потом грудь сдавил вопрос: «Зачем все это?»

Но когда он увидел ее, все сомнения отступили. Она была иная, чем в Болгарии, казалась старше, на лице ее не было праздничности, и он ясно прочитывал на нем беспокойство. Но, странное дело, эта озабоченная Алиса была больше похожа на ту, с которой он не решился связать свою судьбу в молодости.

— Ты приехал… — говорила она, снимая пальто, расчесывая перед зеркалом в маленькой прихожей волосы. — Ты приехал, и это с твоей стороны не просто поступок, этому нет названия, Семен, это просто непохоже на тебя, это просто сон, который снится тебе и мне одновременно.

Она была смущена и не спешила входить в комнату, где он сидел возле письменного стола, на котором стояла тарелка с яблоками и тарелочка с конфетами, а в кувшин для воды он зачем-то перелил четыре бутылки ананасного напитка. Теперь Алиса могла подумать, что в кувшине вино, и он поспешил ей сказать, что вода в гостинице плохая, теплая, жесткая, и поэтому он запасся ананасным напитком, хотя, конечно, какие в нем ананасы, отрава изрядная.

— Когда это ты успел запастись? — спросила Алиса. — Когда ты приехал?

Он сказал, что приехал вчера вечером и через два часа уезжает.

— У тебя уже есть билет? — спросила она.

— Есть, — ответил он, хотя билета не было и поезд в его город отправлялся утром.

Алиса присела на диван, взяла яблоко.

— Я бы к тебе никогда вот так не приехала. Я из тех, что приезжают навсегда. Но ведь это не мы подстроили себе встречу в Москве и поездку в Болгарию. Судьба нам это подарила. Правда?

— Судьба, конечно, постаралась, — сказал он, — но ведь и мы ей не препятствовали. Мы ведь могли встретиться и расстаться, как чужие.

Лицо Алисы дрогнуло, она положила яблоко на тарелку.

— Не надо об этом. Но ты знай, что ты ни в чем не виноват. Все, что случилось с нами, случается со многими людьми. Прозреваем, когда жизнь уже прошла, когда все личное в ней уже кончилось.

— У меня не кончилось. — Он расстроился. Пришла и поучает. Прожила без него целую жизнь, а теперь объясняет. — У меня только началась личная жизнь, я, Алиса, своей личной жизни еще не имел. Работал, мать болела, Ирка росла. И дом у нас, ты знаешь, частный. Там поломалось, там потекло, забот хватало.

Алиса закрыла лицо руками и пригнулась к коленям.

— Ты что? — Семену Владимировичу показалось, что она плачет. Но она распрямилась, в глазах не было слез.

— Говори. Просто мне страшно стало. Действительно, сколько времени ушло: дочка у тебя родилась, выросла, у нас уже внуки не за горами. А мы о себе толкуем.

— Потому что не было счастья. И у тебя, и у меня.

Алиса поежилась, он это заметил.

— Не было, — повторил Семен Владимирович, — чужое счастье тебе досталось, не свое. У тебя семья. Только в нашем случае семья — это одно, а мы — другое.

— Не надо об этом, Семен…

Она взяла его руку, прижалась щекой. Его родная женщина, с которой он мог быть рядом всегда. Кто же их так обидел? Семен Владимирович не чувствовал своей вины. Разве знает молодость, что не бывает второй любви, как не бывает второй жизни?