Михаил Колосов - Платонов тупик

— Мама… Пить… — еле слышно прошептал паренек.

— Жив! — обрадовался Платон. — Давай быстренько перенесем его в вагон. Ну-ка… Только осторожно. — Платон спустился на нижнюю ступеньку и протянул руки. — Надо мужиков позвать на подмогу. Зови мужиков.

— Каких мужиков?

— А тех, с платформы…

— Да их давно нет там. На ходу поспрыгивали еще до самолета. Землянские, наверное, были, домой убежали.

— Виталий! — закричал Платон. — Виталий, скорее иди сюда!

Прибежал Виталий, и они втроем с трудом перенесли раненого в вагон.

— Маруся, перевяжи его. Найди чистую простыню… Я буду на паровозе. Пошли, — позвал он кочегара. В паровозе Платон осмотрелся, тронул реверс, пустил пар. Поехали. Оглянулся на кочегара: — Следи за левой стороной.

Состав набрал скорость, и Платон выглянул в окно, окинул пути до самого горизонта — нет ли какой помехи, — окликнул кочегара:

— Тебя как зовут? Что-то я тебя не знаю.

— Так разве всех узнаешь? Нас вон сколько.

— Стариков всех знаю. Давно работаешь? — И лишь теперь Платон заметил, что кочегар даже моложе Кольки — совсем мальчишка, наверное, с курсов.

— Недавно. А зовут меня Сашкой.

— А фамилия?

— Чепурок.

— Андреевский? С первого поселка? Там Чепурки живут.

— Точно, — обрадовался чему-то Сашка.

— У тебя брат составителем работал? Григорий…

— Точно!

— Где он?

— Не знаю. С первых дней войны в армию взяли — и не слышно…

— Нда… Как там наш Николай?.. Вряд ли выживет: в живот ранен, тяжело, и помочь нечем. Дотянуть бы до Енакиево…

— Он стоял вот тут… — стал рассказывать Сашка. — И вдруг тры-ты-ты… Я разу даже и не понял, что это такое. А потом слышу — самолет ревет…

— Нда… Дотянуть бы до Енакиево… — Посмотрел на приборы. — Ты мне помогай, а то я ведь машинист аховый.

Сашка тоже посмотрел на приборы, одобрил:

— Нормально! — Взял лопату, открыл топку и принялся бросать в нее уголь. Из трубы повалил черный дым.

Война гналась буквально по пятам. Услышал Сашка какой-то могучий гул — тяжелый, прерывистый, идет сверху, взглянул вверх и увидел: плывут медленно три больших двухмоторных самолета. За ними увидел еще тройку и еще. Идут строем, как на параде. А поверх них истребители, охрана, — тех и сосчитать трудно; летели они как-то беспорядочно — то вверх, то вниз бросаются, то обгоняют, то отстают, будто в прятки играли. А эти девять плыли спокойно, солидно, тяжело.

Увидел такую армаду Сашка и обомлел, отступил машинально в глубь паровозной будки. Дернул за рукав Платона.

— Платон Павлович, поглядите, — кивнул на свое окно.

Подошел Платон — вдоль дороги бросил взгляд, на теплушку, потом назад, на платформы, — вроде все в порядке. Хотел спросить, в чем дело, но не успел, сам увидел: самолеты! Их было всего девять, но казалось, что они заполонили все небо — Платон никогда еще не видел, чтобы они налетали такой массой. Долго смотрел, пока они не скрылись в осенней дымке.

— Плохи наши дела, Сашка. Припоздали…

— Вы думаете, они на Енакиево полетели?

— Хоть на Енакиево, хоть на Дебальцево — все равно в нашем направлении. Разбомбят пути — плохо дело будет.

— А может, они на переправу через Дон?

— Так тоже не мед. Но пока не будем падать духом: дорога впереди свободна, шуруй в топке, шуруй!

Сашка длинной кочергой разбил спекшийся уголь в топке, прочистил колосники и принялся бросать туда уголь.

— Хватит, хватит, а то задушишь огонь, — остановил его Платон. — Енакиево только бы проскочить!..

Почему Платону так не терпелось проскочить Енакиево, он и сам не знал. Наверное, надеялся, что там будет безопаснее, вроде как Енакиево уже станет у них заслоном с тыла.

Но Енакиево, как хотелось, они не проскочили. Чем ближе к станции, тем чаще им преграждал путь то желтый, то красный сигнал светофора. Наконец, добрались до входного светофора, но еще издали Платон увидел, что им путь закрыт. «Может, он уже и не действует — после бомбежки замкнуло? — подумал Платон. — Не пойти ли на красный?» — размышлял он, подкатывая все ближе и ближе свой поезд. Остановился почти у самого светофора, всмотрелся в даль — и увидел впереди на путях состав.

— Застряли, видать, надолго, — сказал огорченно Платон своему помощнику. — Пойду проведаю, как там наш Николай. — Он спустился на землю, прошел к теплушке. — Ну как вы тут?.. — И запнулся: Николай лежал на полу, лицо его было накрыто белой простыней. — Скончался?

— Умер, — сказала Мария и всхлипнула: — Такой молоденький… Как же теперь? У него же, наверное, родители есть…

— Наверное, есть, — буркнул Платон, спрыгнув назад, на насыпь. — Вот беда… Что же теперь делать?

— Надо до станции довезти и там…

— Что «там», — досадливо перебил Платон жену. — Что «там»?

— …заявить в милицию.

— Где ты ее найдешь, ту милицию? Там наверняка уже все эвакуировались. — Увидел в паровозном окне Сашку, махнул ему: — Иди сюда…

Подошел Сашка, вопросительно уставился на Платона и, не дождавшись ничего, предложил:

— Может, ему молока дать? У меня там еще полбутылки осталось… Мать харчи собирала на работу и молока налила.

— Кому молока дать? — не понял Платон.

— Да Николаю. Молоко больному полезно.

— Умер Николай.

— Помер? — удивился Сашка и заглянул в теплушку: — Помер… Ой… помер… — Он смотрел растерянно на Платона, ждал какого-то утешения.

— Да… Помер, — сказал тот твердо. — Похоронить надо.

— Где? Тут?

— Ну а где же?

Сашка оглянулся в ту сторону, где остался их дом, словно хотел отвезти тело к родным, долго смотрел вдаль, а потом поник головой и стоял так, пока Платон не вывел его из себя:

— Состав все еще стоит… Может, успеем? У тебя на паровозе штыковая лопата есть?

— Есть.

— Неси. И совковую прихвати.

— Грабарку?

— Да, грабарку. Давай, быстро только.

Сашка принес лопаты, они перепрыгнули через кювет и на краю вспаханного поля стали рыть могилу. К ним подошли Виталий и Женька, Виталий стал помогать, сменяя то отца, то Сашку. Платон тревожно поглядывал на светофор — теперь ему хотелось, чтобы он продержался на красном как можно дольше.

Работали быстро, спешили. Наконец Платон сказал:

— Хватит, пошли, — но прежде, чем взять тело, Платон обшарил карманы покойного, достал паспорт, комсомольский и военный билеты. Кошелек с деньгами, перочинный ножичек. Все это завернул в его же носовой платок, передал жене: — Положи пока куда-нибудь…

Мария попросила, чтобы помогли и ей спуститься на землю, но Платон заворчал недовольно: некогда, мол, возиться с тобой, не до церемоний сейчас. Но она настояла, и он ссадил ее на насыпь. Они подошли к могиле, на краю которой лежал Николай, — ветерок шевелил прядку волос на его лбу. Мария нагнулась; пригладила ему волосы: