Евгений Нечаев - Под горой Метелихой [Роман]

На второй день с утра Прохоров был в конторе лесничества. Там уже сидел прокурор. Инженер еще не вернулся, его ожидали дней через пять.

— Может быть, отозвать? — предложил прокурор при посторонних.

— Не вижу в этом особой необходимости, — не вдруг отозвался Прохоров. — Человек выполняет служебное поручение, зачем отрывать от дела. Да и о чем вы будете его спрашивать? Она ведь была морфинисткой, вы знаете это? Конец таким предрешен.

А сам будто машинально перелистывал послужной список инженера-лесовода, которого и сам хотел увидеть как можно скорее. Ага, вот его фотография: лицо с туго обтянутыми скулами, тонкие губы плотно сжаты, подбородок выдается вперед.

Прохорову стало немного жарко. Вот бы буфетчице показать этот снимок! Но он ничем не выдал охватившего его волнения.

— Что вы нам посоветуете? — снова спросил прокурор.

— Вы — прокурор, не мне вас учить, — не в шутку уже рассердился Прохоров. — Я же сказал: мор-фи-нист-ка! — А сам подумал: «Кули бы тебе на баржи таскать!»

А потом он был в сберегательной кассе, по карточкам вкладчиков поискал фамилию банковского бухгалтера. Таковой не оказалось. Покопался в пропыленных папках уже закрытого в городе магазина «Торгсин». Тут нашел. Несколько раз в накладных этого магазина попадалась фамилия бывшего казначея. И всегда он сдавал николаевские золотые червонцы. Забирал рулоны дорогого сукна, меховые шубы, ящиками вино и дефицитные продукты.

Когда в Бельск приехал Жудра, Прохоров обо всем ему доложил.

— Вы на верном пути, — похвалил его Жудра. — И я вот для вас привез кое-что интересное. — И достал из портфеля штук десять фотографий Полтузина.

И опять стало жарко Прохорову. Молча глянул он в суровое лицо Жудры, взглядом спрашивая: «Когда его взять? Сегодня, сейчас?»

— Повременим, — понял по взгляду Жудра. — Неделя-другая роли теперь для нас не играют. Я думаю взять его в сопровождающие. Свезу подлеца в Каменный Брод.

— Догадается.

— Посмотрим, чьи нервы крепче.

— Но ведь риск-то какой, Григорий Матвеевич!

— Волков бояться — в лес не ходить! — шутливо ответил Жудра. — Говоришь, у банковского хрыча есть расписка Полтузина?

— Через вторые руки.

— Добывай из первых. Давай вместе подумаем.

И придумали. Когда Жудра с Полтузиным был уже в Каменном Броде, Прохоров позвонил в конце рабочего дня в контору госбанка и попросил управляющего прислать к нему на часок-другой опытного бухгалтера.

— Вам срочно? — спросил управляющий. — Может быть, завтра?

— Да нет, лучше бы уж сегодня.

— Собрание у нас профсоюзное, долго задержимся.

— Это даже и лучше. Так я очень прошу — самого опытного! На кого пропуск выписать?

Прохоров не ошибся: управляющий назвал фамилию бухгалтера-контролера, — лучшего специалиста не сыщешь. Собрание и впрямь затянулось, бухгалтер поскребся в дверь к Прохорову, когда на город уже опускались сумерки. Это был благообразного вида старичок с бородкой клинышком, в полотняной толстовке, в соломенной шляпе и со старомодной тростью-зонтом, несмотря на душный августовский вечер.

— Вы уж извините, пожалуйста, — начал Прохоров, после того как старичок представился, — придется еще обождать самую малость.

— Я весь к вашим услугам, — почтительно поклонился старик. — На работу кого-нибудь принимаете? Я так и понял нашего управляющего. А велик ли окладец?

Прохоров, не задумываясь, назвал трехзначную сумму, намного превышавшую его собственный заработок. Глаза старика загорелись. Он поперхнулся даже, почесал смущенно бородку. Помялся немного, потом спросил:

— Надо думать, партийного товарища подбираете?

— Необязательно. К нашим делам он ведь не будет иметь никакого отношения. А «кредит» и «дебет», они везде означают одно и то же.

— И еще «сальдо»! — Старичок назидательно поднял вверх указательный палец. — Преехидная вещь, скажу вам!

— Особенно кредиторское и в годовом счете, — подхватил, улыбаясь, Прохоров, чем привел старика в полнейший восторг.

За разговором незаметно пролетело полчаса, еще столько же. За окном совсем потемнело. За это время Прохоров узнал от бухгалтера, что живет он скудно, за дом и сад налоги платить приходится, на базаре всё дорого, а в семье он — «единственная тягловая сила». На четырех человек шестьдесят-то рублей не густо.

— А племянник? Он же приличную ставку получает?

— Самому не хватает, — старик безнадежно махнул рукой, — вино да девочки…

— Женить его надо, — посоветовал Прохоров. — Женить, пока совсем с кругу не спился.

Старик ничего не ответил. Прохоров посмотрел на часы.

— Заболтались мы с вами, однако, — проговорил он затем, разминая плечи, — а дело-то ведь не ждет. Вот что, дорогой папаша, вашему управляющему я сказал немножко не то, ради чего нужно мне было встретиться с вами.

Старичок моментально преобразился, свернулся ежом, и даже маслянистые глазки его стали колючими.

— Вы не путайтесь, — поспешил успокоить его Прохоров. — Нам хорошо известно, как дорожат вами в банке, вы на отличном счету; нет ничего предосудительного и в вашей биографии. И, пожалуй, я взял бы вас на вакантную должность бухгалтера, если бы не одно «но».

— А что это за «но»? — взглянув исподлобья, спросил старик.

— Видите ли, ходят по городу слухи, будто у вас имеется золото.

Это был «ход конем».

— Валюта или в изделиях? — ехидно осведомился бухгалтер. — Может быть, в слитках? Чем время терять, взяли бы да и проверили.

Прохоров понял, что вопрос о золоте не застал старикашку врасплох, и решил вернуться к нему несколько позже. Прежде всего надо узнать, давал ли бухгалтер деньги Полтузину, и получить его расписку.

— За проверкой дело не станет, — спокойно говорил Прохоров. — Да ведь я не зря сказал, что, прежде чем вызвать вас сюда, мы хорошенько всё разузнали: что вы за человек, как на работе себя зарекомендовали. Ведь что могло получиться — вот нагрянули мы к вам с обыском средь бела дня и ничего не нашли. Сели да и уехали. А вам каково? Что соседи подумают, как на работе у вас к этому отнесутся? Зачем же позорить нам честного человека?

— А вы верьте больше кляузникам! — всё еще топорщился старикашка.

— Ну а в долг-то Полтузину давали?

— Так не золотом же! — огрызнулся старик. И схватился за горло.

— Расписка при вас? — помолчав, спросил Прохоров.

Старик еще больше ужался, дышал сипло. И вдруг грохнулся на колени.

— Что хотите делайте, облыжно про золото сказано! — взмолился он. — Да откуда и быть ему? Не купцом ведь я был, не заводчиком. Домишко еще до германской войны поставил, как говорится — с черного хлеба на квас перебивался. А злыдни-то зарятся, пялят глазищи анафемские на чужое добро.