Франц Таурин - На Лене-реке

«Сегодня с утра пробный запуск мотора», — вспомнил Андрей. Он вскочил с постели, быстро, в несколько минут, умылся, оделся, позавтракал и вышел.

На улице было весело. Солнечные лучи, отражаясь от уцелевших белых снежных пятен, слепили глаза, поблескивая в свисающих с крыши ледяных сосульках, веселили и будоражили все живое.

Почуявшие тепло воробьи оживленно перепархивали с места на место, оглашая воздух бойким задорным чириканьем.

«Весна на пороге», — подумал Андрей, обходя подмерзшие за ночь лужицы.

В гараже, около укрепленного на бревенчатой раме мотора, возился до неузнаваемости вымазавшийся Федя. Теперь он работал в ремонтно-механическом цехе под началом Кузьмы Никитича.

— Когда ты успел вымазаться? День только еще начался, — спросил Андрей, улыбаясь.

— Масло из картера выливал, — ответил смутившийся Федя.

— Скоро мотор пускать будете?

— Сейчас масла свежего зальем да свечи Гриша заменит.

Вошел Кузьма Никитич и следом за ним плечистый, румяный парень, моторист Гриша. Он нес в пригоршне новенькие матово поблескивающие цилиндрики запальных свечей.

— Проверим зажигание, — сказал Кузьма Никитич, присев у мотора. — Провертывай помаленьку, — сказал он Грише и поднес конец провода к корпусу мотора. Гриша массивным заводным ключом начал осторожно поворачивать вал. Щелкнул импульсатор, и бледная голубая искорка перепорхнула на корпус.

— Точно! — удовлетворенно заметил Кузьма Никитич, проверив положение поршня в цилиндре. — Залейте масла под свечи.

— Зазоры великоваты, — сказал Андрей, рассматривая свечи.

— Ничего, Андрей Николаевич, — ответил моторист, — Запрягаев вчера новое магнето принес, искра сильная.

Пока Гриша завертывал свечи и подключал зажигание, Федя присоединил резиновый шланг от помпы к большому баку, стоявшему в углу, и залил водой рубашку мотора.

— Готово, Кузьма Никитич! — доложил Гриша.

— Проверни, — предложил механик, присев у карбюратора.

Напрягаясь изо всех сил, Гриша с трудом провернул вал на полоборота.

— Компрессия! — крякнул он.

— Что, дружок, каши мало ел? — добродушно усмехнулся Кузьма Никитич, подошел к сконфуженному Грише и взял у него заводной ключ.

— Ну-ка, я попробую. Иди к карбюратору. Не опоздай дать подсос.

Легко, словно играючи, Кузьма Никитич начал провертывать туго подающий вал. Только по тому, как играли лопатки на его широкой спине, можно было понять, сколько силы вложено в эти спокойные движения.

Мотор чихнул, выбросив клуб сизого дыма. Еще рывок ключом, и мотор дал полную вспышку, за ней тут же вторую и пошел на полный ход, вздрагивая всем корпусом под мерный перестук клапанов.

— Поехали! — завопил в неистовом восторге Федька.

Кузьма Никитич и Гриша возились около работающего мотора, ускоряя и замедляя его ход, и внимательно прислушивались, определяя по звуку слаженность работы деталей мотора.

Сычев стоял около штабеля свежевыструганного бруса и высверливал электродрелью гнезда для шипов. Он теперь работал на строительство нового цеха.

Андрей подошел к нему.

— Дело у вас, я вижу, хорошо подвигается.

— Теперь веселей пойдет, — отозвался Сычев. — Трудно было из земли вылезти, а как добрались до бруса, дело в шляпе. К концу недели стены выведем.

— Очень хорошо, — повторил Андрей, — график обогнали.

— На четыре дня, — подтвердил Сычев. — Боялись, не успеем к сезону, а цех-то у нас вперед корья готов будет.

— Это и хорошо. Начнутся заготовки, придется много рабочей силы перебросить на острова. Чтобы заменить экстракт корьем, много еще придется поработать.

— Поработать не страшно. Работой нас не испугаешь. К этому делу у всех интерес большой. Все понимают, что нужно… А вот, к слову пришлось, занятный разговор я, Андрей Николаевич, вечор слышал.

Сычев достал трубку и, не прерывая разговора, начал ее набивать.

— Бухгалтер наш с Седельниковым Артемием разговаривал. Бухгалтер ему, видно, что-то про постройку нашу сказал, а Артемий и отвечает: «Пустое дело. Только зря народ отрывают. Немец, — говорит, — под Москвой, японцы около Иркутска, а тут столько лбов пустяками занимаются. На фронт, — говорит, — неохота, вот и выдумывают разное строительство».

Сычев раскурил трубку и затянулся крепким дымком.

— Постыдил я его за такие речи, а сам подумал, что за ним догляд нужен.

— Да, — согласился Андрей, — к нему надо присматриваться.

Андрей хотел еще что-то добавить, но в это время к ним не спеша подошел Кузьма Никитич. То, что механик сообщил, — а произнес он всего два слова: «Модель готова», — было так важно, что Андрей тут же забыл и Седельникова и его подозрительные речи и, схватив Кузьму Никитича за рукав, потащил его за собой в механическую мастерскую, где изготавливалась модель выпарного аппарата.

Резкий телефонный звонок разбудил Андрея. Он приподнялся на постели. Прерывистые звуки заводского гудка тревожно врывались в комнату.

Андрей бросился к телефону.

— На заводе пожар! — крикнул из трубки чей-то голос, неузнаваемо измененный волнением.

— Пожар! — На мгновенье Андрей оцепенел. Отрывочные мысли теснили и обгоняли друг друга:

«Кругом дерево, все сгорит… Чья небрежность или умысел?.. Новое строим, старое не сберегли… Завод гибнет, завод…»

Кое-как одевшись, Андрей кинулся к двери.

— Рукавички, сынок, возьми, — остановила его мать.

— Где горит? — выкрикнул запыхавшийся Андрей, подбежав к проходной.

— Новый цех, — ответил вахтер.

Мимо пробежали двое рабочих. В темноте слышался топот многих бегущих людей.

— Откройте ворота! — распорядился Перов. — Народ спешит на помощь. — И, окликнув пробегавшего мимо Лугового, кинулся за ним.

Обогнув котельную, они увидели горящий цех. Ближайший к ним угол здания был весь охвачен огнем.

Длинные, беспорядочно мечущиеся языки пламени освещали заводской двор, бросая зловещий отблеск на кучи снега возле забора, на ровную заснеженную площадку заводского садика.

Деревья, взметнув оголенные ветви, резко чернели на фоне побагровевшего снега. На темном небе белели стропила, не покрытые еще кровлей. Ближайшее к углу стропило уже занялось, и язычки пламени огненной змейкой ползли по нему, поднимаясь вверх.

— Помогите развернуть рукав, — услышал Андрей гулкий бас Кузьмы Никитича. Механик стоял в дверях котельной, прикрепляя брандспойт к шайбе рукава, Федька присоединял другой конец рукава к крану пожарного бака.

Андрей схватил протянутый ему ствол и побежал к пылающему цеху, разматывая скатку рукава.

— Даю воду, — донесся из котельной приглушенный шумом голос Кузьмы Никитича.

Змеевидная лента рукава начала набухать, округляться, и, наконец, из ствола с шумом вырвалась вздрагивающая струя воды. Андрей направил ее в самую середину пламени. Опаленная огнем, струя зашипела, клубы белого густого пара обволокли взметнувшееся вверх пламя. Едко запахло дымом. Люди таскали воду ведрами, выплескивая ее на горящие стены.