Виктор Малыгин - По дороге в завтра

— То есть?

— Я не выступал с речами на митингах и не писал заявлений в райкомы комсомола.

Истомину хотелось поговорить о будущем, в которое вела вот эта уходящая вдаль дорога, а Денисов упрямо возвращал его в прошлое. Но так как самочувствие у него было хорошее, а путь впереди долгий, он неожиданно согласился:

— Если так хотите, слушайте…

Машину подбросило.

— Месяца три назад, — начал рассказывать Семен Михайлович, — вызвал меня начальник главка нашего министерства. Я, недолго думая, на самолет и в Москву. Являюсь. Важный такой сидит. Вы его, очевидно, знаете. Так вот…

«Есть, — говорит начальник, — у нас намерение поднять вас из Грозного». Вот тебе, думаю, не было печали… Спрашиваю: «Это куда же?». «В Саратовскую область». Удивляюсь: «К чему же это? Меня вполне устраивает и свое хозяйство (то есть совхоз под городом Грозным, в котором директорствовал). Дела, — говорю, — хватит и там». «Э! — отвечает, — какой прыткий! На Волге вам придется создавать новое хозяйство. Преимущество, полагаю, заслуживающее внимания. Климат здоровый, рядом Саратов».

Петляющий, словно буравящий степь, проселок был исковеркан выбоинами. Машина сильно вздрогнула. Семен Михайлович выждал и продолжал:

— Сижу, думаю: «Тебе-то, начальник, что? Сосватать да с глаз долой». А он, знай себе, заливается соловьем. Слушаю его и начинаю ловить себя на том, что сердце вроде бы бьется у меня чаще обычного и зудит, зудит что-то внутри. Проснулся во мне строитель. Я ведь за свою жизнь не одно хозяйство поднял. Очень хорошо прикидываю, что придется создавать новый совхоз. Да и место что надо, лучшего, пожалуй, и не найдешь. Волга. Город под боком… «Ладно, говорю, сагитировали». «Значит по рукам?» — улыбается начальник и предлагает познакомиться с проектом приказа министра о моем новом назначении. С тем я и уехал домой.

Теперь уже Истомин сделал паузу нарочно, дав понять, что с первой частью рассказа покончено, неторопливо закурил папиросу, сделал несколько затяжек.

— Собираюсь спокойненько в путь, на Волгу, стало быть. Вскоре бах телеграмма — снова вызывает начальник главка… Встретил, как ни в чем не бывало, и эдак бодро: «Намерения у нас изменились. Придется вам ехать в притобольские степи. Но вы не огорчайтесь, пожалуйста, уверен, что будете довольны. Во всяком случае земли там хватит, занимать не придется». Минут двадцать доказывал пользу степного воздуха, а потом посоветовал: «Походите да обдумайте все хорошенько».

Бог ты мой! Как ушат холодной воды на голову вылил… Хожу расстроенный по министерским коридорам, думаю невеселые думы и вдруг встречаю знакомого директора с Кубани. «Куда?» — спрашиваю. «К черту на кулички, — отвечает и сам смеется. — Названия и не выговорю. Эх и местечко, скажу тебе, простор, раздолье, от железной дороги верст триста, уполномоченные мешать не будут».

И надо же было ему подвернуться? Попрощался я с ним и прямым ходом к своему шефу. «Как?» — спрашивает. «Решил, — говорю. — Мы — солдаты, как велят». «Солдаты-то солдаты, — замечает начальник, — но что-то тон у вас кисловатый». Отвечаю ему: «Тон, надеюсь, изменится». «Я тоже надеюсь, — говорит он. — А теперь идите к министру».

Букреев прислушивался, рассеянно смотрел вперед и не замечал выбоин. Машину безбожно тряхнуло.

— А, черт!.. — выругался Истомин. И опять стал рассказывать. — Пришел, а в кабинете у министра уже десятка три таких же, как я, молодчиков. Из орлов орлы. И вот начинается: кого в Казахстан, кого в Сибирь, кого на Урал. Соглашаются, конечно. А один директор этак патриотически и гордо заявил, что он без сожаления меняет Тюменскую область на Поволжье. Улыбнулись мы. Однако патриотизм есть патриотизм. Сижу, слушаю. Прикидываю при этом, что придется оставлять великолепное хозяйство: сад, виноградник, асфальт на центральной усадьбе, электричество, шикарную квартиру. Но тут слышу свою фамилию. «Как смотрите на Притоболье?» — спрашивает министр. «Положительно», — отвечаю. Ну, а дальше, как и водится, пожал мне министр руку, пожелал успехов… Вот так-то! — вздохнул Семен Михайлович. — Сосватали, значит, старого дурака и послали к черту на рога.

— А если бы не встретился знакомый кубанец? — спросил Денисов.

Истомин улыбнулся:

— Пил бы теперь виноградные вина в Грозном.

— Никак село́, — сказал Букреев.

Поселок Джасай далеко разбежался во все стороны своими одноэтажными домиками, образовавшими широкие, без тротуаров улицы. Одной стороной он спускался к узкой мелководной реке, другими терялся в равнине. Ни заборов, ни деревьев, ни огородов возле жилищ. Если в центре, где постройки лучше, обозначались кварталы, то на окраинах лепились как попало, прижимаясь друг к другу, точно стесняясь своего вида, неказистые глинобитные домики с маленькими окнами, с односкатными, поросшими травой крышами. Никаких предприятий в поселке не было. Встречались лишь вывески учреждений, настолько выгоревшие от солнца, что их с трудом можно было прочесть. Под одной из таких вывесок в кирпичном доме, сравнительно большом, но тоже одноэтажном, помещался райком партии. Здесь Истомин приказал остановить машину.

Молодой человек, дежуривший в приемной секретаря райкома, поднял руку и, как бы загородив вход в кабинет, предупредил:

— Максим Александрович занят.

— Мы издалека, ждать-то нам некогда, — сказал Денисов.

Истомин шагнул к двери. Он познакомился с Максимом Александровичем Стесиным в обкоме партии и считал, что может войти к нему без доклада. Дежурный вскочил с места.

— Кто вы такие и зачем?

— Мы степные разбойники, — спокойно ответил Истомин.

Стесин сидел в кресле с телефонной трубкой в руке. Вокруг длинного под зеленым сукном стола, примыкающего к письменному, было с дюжину стульев, очевидно, предназначенных для заседаний. Слева от Стесина стоял книжный шкаф, справа на тумбочке — радиоприемник. На стене висела карта района. Секретарь райкома жестом пригласил посетителей к столу. Истомин и Денисов сели около широкого окна с низким подоконником, на котором лежал пучок потемневшей пшеницы.

— Я, райком! — выкрикнул Стесин, подождал некоторое время, привычно отрапортовал: — Секретарь Джасайского районного комитета партии слушает. — Вдруг он вскочил, выпрямился и, глядя в телефонную трубку, слегка кивнул головой: — Здравствуйте, товарищ Романов. — Зажал трубку ладонью, повернул лицо к посетителям, тихо сказал: — Секретарь обкома.

Денисов подумал, что они поступили нетактично, ворвавшись без предупреждения, что они смущают секретаря райкома, но уходить ни с того, ни с сего было уже неудобно. Он стал наблюдать за Стесиным. Подтянутый, чисто выбритый, тот выглядел картинно: крепко посаженная голова, черные немного вьющиеся волосы, высокий открытый лоб, крупный выразительный нос и как-то не гармонирующие со всем этим очень тонкие губы и острый подбородок. Мешки под глазами и морщины на лбу говорили об усталости и озабоченности секретаря. Максим Александрович беспрерывно мигал глазами, часто менял позу и, прежде чем ответить что-либо, глубоко вздыхал.