Виктор Малыгин - По дороге в завтра

«Соседи меня часто спрашивают, кем вы мне приходитесь. По родству, говорю, никем. Но может, спрашивают, он старый друг? Нет, отвечаю, мы совсем незнакомые люди. Как, совершенно чужие? Нет, говорю, зачем же. Мы доводимся друг другу как советский человек советскому человеку. И только? — спрашивают. Тогда я говорю, что мы братья — он Степанович, я Степанович. Мало этого, мы братья как русский и украинец, мы и в письмах друг друга братьями называем. Но соседи не верят, говорят: он вам все же родич…»

Наконец, дружба подошла к той черте, когда у людей возникло горячее желание встретиться с глазу на глаз. Тертичные настойчиво приглашают Ужиков в гости.

«Мы тешим себя надеждой, что все же встретимся с вами. Просим вас и очень просим приехать. Мы примем вас как самых дорогих людей».

И снова:

«Мы очень ждем вас. Наш Шурик каждый день спрашивает, когда же приедет дедушка, и даже выходит за село встречать гостей из города Черновцы — дедушку Ужика и его маленького внука Витю».

Иван Степанович написал: он бы очень хотел побывать у друзей в Кинделях, но смущается, не стеснит ли семью комбайнера.

«Вот это уже нехорошо, — журит своего друга в ответном письме Тертичный, — пожалуйста, не стесняйтесь, у нас все есть. Есть и своя хата. Правда, семья у меня, как вы знаете, большая, но, думаю, что не будет тесно. Не зря же говорят, чтобы двум друзьям было хорошо, достаточно игольного ушка».

Ужик собирается в дорогу. У него нет лишних денег. Но он знает выдержавшую проверку временем народную мудрость: «Дружба дороже денег». И ничуть не огорчается по поводу непредвиденных расходов. Его супруга Евгения Александровна готовит подарки, пусть скромные, но обязательно каждому из большой семьи Тертичных, чтобы никто не остался в обиде.

Жарким летним днем Иван Степанович оставляет Черновцы. Человек, которому уже за шестьдесят, едет в душном вагоне за три тысячи километров, совершает хлопотные пересадки на переполненных пассажирами железнодорожных станциях, трясется в кузове грузовика по пыльной степной дороге, чтобы увидеться с другим человеком, ближе узнать его, пожать ему руку, сказать теплые слова привета… И вот они сидят рядом — житель украинских Черновцов и житель оренбургских Кинделей и ведут себя так, как будто бы век знали друг друга.

…Рано утром комбайнер начал собираться в поле. Поднялся и гость. Но Тертичный в форме, не допускающей возражения, предупредил его, что на комбайн не возьмет, гостю надо отдохнуть. Когда Тертичный уезжал, Ужик сказал утешительно хозяйке дома Пелагее Михайловне:

— Не взял, и пусть. Я снова сегодня возглавлю ударную строительную бригаду.

Весной сильно разлилась речка Кинделя, вышла из берегов, залила двор Тертичных и размыла выстроенную из самана баню. Сергей Степанович сложил стены бани, сделал крышу, но внутренние работы закончить до уборки не мог. Гость в те дни, когда оставался дома, вместе с хозяйкой сложил печку, обмазал глиной изнутри стены. Осталось настелить полы. За это-то дело и взялся теперь Ужик. Надо сказать, что он не чувствовал себя в Кинделях посторонним человеком, а с первого же дня окунулся в заботы и дела комбайнера и его семьи, работал на комбайне, колол дрова, заготавливал сено для коровы…

Прошло немного времени, и дела снова привели в Киндели, и я снова встретился с гостем с Украины. Это было в день его отъезда на родину. Мы выразили желание довезти Ивана Степановича до железнодорожной станции. Провожала его вся семья комбайнера. Машина уже тронулась, а Тертичные, большие и малые, как были у калитки, так будто и замерли на месте. Стоял, опершись на костыль, Сергей Степанович, стояла, утирая глаза платком, Пелагея Михайловна, неподвижно стояли притихшие малыши. А наш пассажир с Украины смотрел и смотрел в их сторону, пока село не скрылось из виду…

С тех пор прошло несколько лет. Дружба этих добрых советских семей стала еще более крепкой.

После того, как к комбайнеру из Кинделей пришла известность, многие люди из всех уголков страны пишут ему доброжелательные письма, интересуются его здоровьем, желают успехов в труде и счастья в личной жизни. И примечательно: новые друзья Тертичного становятся внимательными знакомыми, а многие — хорошими друзьями Ужика. Теперь у комбайнера из Кинделей и пенсионера с Украины большая общая родня, в которой нет безразличных друг к другу.

Как-то в Киндели на имя председателя колхоза пришло письмо из Орла. Осиротевшая во время войны девочка, теперь студентка техникума, писала:

«В газете я увидела имя и фамилию, которые мне так дороги — имя моего любимого папочки, которого я жду ежедневно и не верю, что он погиб. У меня зародилась надежда, что далеко-далеко в оренбургских степях трудится отдавший свое здоровье за Родину мой папа».

Письмо девушки, разыскивающей своего отца, Тертичный переслал Ужику. Мне трудно, писал он другу, своим ответом опечалить девушку, сказать просто, что я, Тертичный Сергей Степанович, не ее отец. Я прошу вас написать ей ласковое письмо, успокоить ее, поддержать.

Старого большевика Ивана Степановича Ужика также встревожила судьба девочки. Он написал письмо комбайнеру:

«Когда я опустил в почтовый ящик письмо этой сиротке Вале, как-то легче стало на сердце. Валя меня не знает, но прочитает письмо и скажет: чужие, незнакомые люди, живущие далеко от нее, заботятся о ней, поддерживают ее в горе…».

Чувствительное сердце девушки отозвалось на теплые слова утешения. В ответном письме она благодарила Ивана Степановича за внимание, выражала восхищение самоотверженным трудом его друга комбайнера, заверяла, что она также постарается быть примерной дочерью своей любимой Родины.

Вот пока и все, что мне хотелось рассказать о дружбе двух советских семей. «Обыкновенная история», — скажут мне. Тем лучше! Если у нас обыденной стала такая дружба, то мы имеем право говорить о торжестве новых человеческих отношений, так характерных для советского строя.

Оренбург, 1954—1961 гг.