Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

Но тут Темке снова стало очень интересно: он увидел за стеклом еще часы, которые сами были сделаны из стекла, так что всем видно, что у них внутри — колесики, винтики, маятник… И все это вместе покачивалось, постукивало, крутилось, хитроумно цепляясь друг за дружку. Темка зачарованно уставился на это бесконечное движение времени. И даже на минуточку забыл о своих неприятностях. Однако сидевший у окна часовой мастер, которому Темка заслонил солнечный свет, строго поднял черный окуляр — с глаза на лоб — и постучал согнутым пальцем прямо по расплющенному о стекло Темкиному носу. Только, конечно, с другой стороны. Темка послушно отошел. Еще раз вздохнул и глянул на часы с кукушкой — стрелка сдвинулась всего на два маленьких деления. Темка снова решительно сжал губы и побежал обратно.

А во дворе он встретился лицом к лицу с мамой Галкой, тащившей домой туго набитые сумки и пакеты.

— Всё достала! — сообщила она Темке торжественно. — И конструктор, и кассу для букв… Сейчас обедать будем. Проголодался, сыночка-косыночка?

Темка молча кивнул. Мама Галка не обратила на это внимания и устало плюхнулась на скамейку у подъезда. Рядом с собой она бросила сумки и стала гладить руками свои ноги, про которые папа с гордостью говорил, что они у мамы «начинаются от шеи». Темка не понимал, как это ноги могут начинаться от шеи, но вместе с папой гордился мамиными ногами — длинными и красивыми. Особенно когда она в первые весенние дни после зимних сапог надевала туфли на высоком каблуке и шла по асфальту со звонким цокотом. Цок-цок, цок-цок-цок! Будто маленькие гвоздики забивала.

— Ой, ножки мои, ноженьки! — стонала мама Галка. — Устали, бедненькие! Набегались… Папа дома?

Темка, любуясь мамиными ногами и жалея их, кивнул. Снова молча.

— А ты чего все киваешь? — удивилась мама Галка. — Это неприлично. Надо всегда отвечать на вопрос — да или нет, понимаешь?

Темка опять кивнул. Мама Галка вскипела:

— Ты что, издеваешься? Немедленно отвечай!

Темка молчал.

— Ты понял мой вопрос? Ты слышишь меня?

Темка кивнул. Подумал и еще кивнул. Мама Галка яростно взвилась со скамейки.

— Нет, ты определенно издеваешься! Немедленно отвечай! Ну! Я жду! Я терпеливо жду!

Темка молчал.

— Слушай, ты у меня сегодня схлопочешь! Я сейчас скажу папе. Нет, я сама тебе сейчас всыплю, кажется!

Ее обещание всыпать звучало не очень грозно и убедительно, но Темка немного встревожился и даже страдальчески зашевелил губами. Однако молчал. Маме вдруг стало страшно. Она почувствовала себя абсолютно беспомощной перед этим молчанием и поняла, что никаким гневом и никакими угрозами его не сломить.

Тогда она усадила сына на скамейку и попробовала поговорить с ним по душам. Она обняла его за шею и сказала, что просто ничего не понимает. И поэтому очень беспокоится. Разве она требует от него чего-то невозможного? Нет, она всего лишь просит его ответить на вопрос. Причем он сам сказал… то есть сам кивнул, что вопрос ему понятен. Так ведь? Так. Ну на худой конец, если он почему-то не хочет ничего говорить, он может хотя бы сказать, что ничего говорить не хочет. Только не надо больше молчать!

Темке было ужасно жаль маму. С ним такое и раньше бывало: вот нужно ответить на какой-то вопрос или сделать что-то, а он — ни в какую. Причем и ответить надо ерундовину и сделать пустяковину, но что-то такое непонятное сидит внутри него и прямо держит за язык или за руки и не дает сделать то, что нужно. Из-за этого, конечно, начинались жуткие неприятности, даже скандалы. А потом, когда всё так или иначе успокаивалось и все мирились, папа и мама чуть не со слезами умоляли Темку рассказать, что же все-таки мешало ему сделать ту ерундовину или пустяковину. Но Темка сам не понимал, что мешало, и не мог объяснить этого папе с мамой. И тогда они начинали снова сердиться на его упрямство, и все начиналось сначала.

Но это — когда он не знал, что мешает. А сейчас-то он еще и знал, что именно мешает ему заговорить. Он бы с радостью выдавил из себя хоть словечко, но глаза его были устремлены на часы на маминой руке, которой мама обнимала Темку за шею. А стрелка на этих часах еще на десять черточек не доползла до двенадцати. И Темка стойко молчал.

— Нет, я не понимаю ни-че-го! — простонала мама. — Мне даже страшно: может быть, тебя надо отправить к врачу? Или, может, я сама начинаю сходить с ума?

В голосе мамы зазвенели слезы. Этого Темка уже выдержать не мог. И пусть на пути стрелки к двенадцати остались еще черточки, но Темка закричал:

— Никому не надо к врачу! Мы все очень здоровы! Но только человеку иногда ведь надо же помолчать?

Он выпалил это с огромным облегчением и стал часто и радостно вдыхать вкусный воздух, как после сидения под водой. Ошеломленная мама Галка уставилась на сына и сделала последнюю попытку разобраться в происходящем. Она сказала по возможности спокойно и проникновенно:

— Сыночка-косыночка, почему ты не мог сказать мне все это сразу? Без десятиминутной пытки.

Темка подумал и решил не рассказывать маме все подробности. Еще смеяться будет. Или целый час будет объяснять, что очень глупо поддаваться чужим влияниям и что надо иметь на плечах свою собственную голову. А ему некогда было это слушать — у него еще столько дел. И поэтому Темка сказал уклончиво:

— Понимаешь, мама, я сегодня очень много болтал и у меня просто устал язык. А теперь я помолчал, и он отдохнул.

Мама Галка посмотрела на него как-то дико, потерла сильно свой лоб кулаком, подхватила сумки и, теперь сама не сказав ни слова, убежала в подъезд. Темка сочувственно смотрел ей вслед. И никак не мог сообразить: побежала она, чтобы тихонько там засмеяться или заплакать. А мама Галка все-таки вспомнила о его существовании, и из подъезда донесся ее голос:

— Побудь здесь! Я крикну, когда обедать!

— Ладно, — ответил Темка.

Он отошел от подъезда, оглядел двор и вдруг оглушительно заорал в его пустоту:

— То-олик! Толи-ик!

Двор не ответил. И Темка сказал сам себе уже спокойнее:

— Ну где же этот Толик?

Папа Андрей работал за письменным столом. То есть налицо были все приметы напряженной работы: он упорно грыз авторучку, добросовестно морщил лоб и честно потирал виски. Но на бумаге пока не было ни строчки. Он никак не мог сосредоточиться и решить, с чего начать. И еще он чувствовал, что ему что-то мешает. Наконец он поднял голову и понял, что: в дверях комнаты стоял и робко наблюдал за ним Темка. Рядом переминался с ноги на ногу какой-то толстый, на голову выше Темки, конопатый мальчишка. Он был явно напуган, и газетная треуголка, налезавшая на уши, придавала ему еще более испуганный вид. Темка держал мальчишку за руку, будто опасался, что тот сбежит. А позади них растерянно застыла мама Галка.