Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

Темка глянул на карточки и убежденно сказал:

— Конечно, это — я. Вот же мои два значка!

Темка и папа Андрей сидели в парикмахерских креслах спиной друг к другу. Но сложная система зеркал разрешала им друг друга видеть, и папа Андрей ободряюще кивнул Темке, которого пожилая парикмахерша пеленала простыней. Кивал и ободрял он сына не зря: Темка с детства не любил это занятие — стрижку. И всегда этому неприятному делу предшествовали долгие разговоры, заверения, что не так уж сильно колются остриженные волоски, а также призывы не обращать на это внимание — быть мужчиной.

Сегодня Темка мужественно уселся в кресло без предварительной подготовки, чем немало удивил папу Андрея. Но до конца победить себя он все-таки не мог и ежился под руками парикмахерши, предчувствуя, что волоски все же будут колоть его шею до самого вечера — до купанья.

— Как будем стричь мальчика? — спросила мастерица папу Андрея.

— Сзади и с боков снять, но только не очень много… А спереди сделать так…

Папа Андрей, с трудом выпутывая руки из-под простыни, попытался показать, как надо сделать. Но Темка объяснил короче:

— Прическа «Молодежная»!

Парикмахерша посмотрела на него с уважительной улыбкой, затянула потуже простыню на его шее и застрекотала машинкой, строго предупредив:

— Только не вертись! Тогда выстригу из тебя жениха.

— Не надо из меня жениха! — возразил Темка. — Из меня надо — школьника. Я завтра в школу иду.

— Поздравляю! А ты кем стать-то собираешься? Летчиком, конечно?

Она не столько спросила, сколько утвердила это. Но Темка возразил, что ничего не летчиком. И чтобы не слышать стрекота машинки и не прислушиваться к первым щекочущим шею остриженным волоскам, он стал подробно объяснять, почему именно он вовсе не собирается быть летчиком. А потому, что все пацаны во дворе хотят стать летчиками. И Валька, и Юра, и Игорь, и даже маленький Саввочка… Так что же тогда получится! Если все будут летчиками, кто же, интересно, будет пожарниками и шоферами? Кто, а?

Парикмахерша подумала и сообразила:

— Выходит, ты, больше некому. Ну и кем же из них ты будешь, уже надумал?

— Не-е… Еще думаю.

Темка помолчал. И под конец признался:

— Но если кто-нибудь из пацанов передумает, тогда, может, я еще тоже буду летчиком!

Он увидел в зеркале, что парикмахерша подавила улыбку. Хотя что смешного он сказал? Но возможно, это ему просто показалось, потому что дальше она сказала вполне серьезно, что действительно спешить ему некуда, время еще есть, можно подумать. И самому подумать, и с папой-мамой посоветоваться. Темка согласился с нею и сказал, что он не только с папой-мамой посоветуется, но еще и с бабушкой тоже. Тем более что есть с кем — у него ведь три бабушки!

— Целых три? — удивилась парикмахерша.

— Три, — подтвердил Темка. — Бабушка Лида, бабушка Наташа и бабушка Алена — бабушки Наташина мама.

— А с дедушками как у тебя дела?

— А дедушек у меня нет. Дедушек у меня было только два — дедушка Витя и дедушка Миша. И они все погибли на войне. А у нас есть одного дедушки фотография. Дедушки Вити… Или нет, кажется, дедушки Миши… Она где-то в шкафу лежит.

Тут Темка с удивлением отметил, что машинка в руках парикмахерши хотя и жужжит, но застыла на его голове неподвижно. А глаза ее в зеркале стали какими-то серьезными. Грустными даже. И они встретились в противоположном зеркале с глазами папы Андрея. Которые почему-то были виноватыми. Потом папа Андрей отвел глаза, тихо сказал:

— Дедушки Миши…

И встал с кресла. Темка уловил движение отца и с надеждой заерзал:

— Тебя уже? И меня?

— Сейчас, сейчас… — Парикмахерша в последний раз прошлась машинкой по его затылку, подправила ножницами височки, осторожно высвободила Темкину шею из-под простыни и стряхнула с нее волосы. И хотя их, конечно, были миллионы, но и тех сотен, которые остались на Темкиной шее и воротнике сорочки, хватило, чтобы мужество покинуло его и он отчаянно завертел шеей, зачесал ее обеими руками, и даже слезы выступили на его глазах.

— Ладно, ладно, — сказал папа Андрей, — отмоемся. А парикмахерша затянула на Темкиной шее салфетку и спросила:

— Тебя душить?

— Зачем… душить? — совсем уж испугался Темка, но потом сообразил: — А-а… да, конечно, освежите!

И очень крепко зажмурился в ожидании душистого дождичка.

Подстриженные Темка и папа Андрей шли по людной полуденной улице и торжественно несли на неподвижных шеях свои аккуратно оформленные головы. Они немножко задавались перед всклокоченными нестрижеными прохожими, попадавшимися им на пути.

Но потом сильный порыв ветра выдернул и швырнул заутюженную прядь на лоб папе Андрею, а на Темкиной голове мигом сотворил стожок растрепанного сена. Темка прямо-таки с ужасом схватился руками за голову, но папа Андрей только засмеялся и сдул волосы со своего лба. Тогда Темка тоже решил, что все это пустяки, и тоже засмеялся, и они перестали вышагивать, как надутые страусы, а пошли нормально, как все люди.

— Папа, — попросил Темка, — ну пойдем, пожалуйста, скорее! Я же очень спешу.

— Опять? — возмутился папа Андрей. — Ты один спешишь, а больше никто не торопится?

— Нет, все торопятся, — согласился Темка, — и ты, конечно, тоже. Но почему ты так медленно торопишься? Ты какой-то совсем неспортивный!

Это уже Темка заговорил мамиными словами. Он не раз слышал, как мама Галка сокрушалась, что вышла замуж за такого неспортивного человека. Она говорила, что и в школе, и в институте всегда уважала только спортивных и даже, как она говорит, «встречалась» только со спортивными, а вот вышла замуж за неспортивного. Она не то чтобы очень огорчалась этому, а просто удивлялась: как так могло получиться? Папа Андрей всегда только смеялся при этом, но сейчас почему-то обиделся:

— Я неспортивный? Да я, знаешь… Я знаешь, как прыгал… когда-то, даже в секцию один раз записался… в нашем домоуправлении!

Больше ничем выдающимся из своего спортивного прошлого он явно похвастаться не мог. Темка понял это и не стал продолжать тему. Они молча пошли дальше и дошли до угла.

А на углу трое долговязых парней лет по семнадцать, в джинсах и свитерах, окружили девчонку — такую же долговязую — и не давали ей пройти. Девчонка, видно, была не робкая, она не бросала по сторонам взгляды и призывы о помощи, а сама упрямо и молча пыталась обойти «препятствие». Она делала шаг в сторону, и кто-нибудь из парней тоже делал шаг, не давая ей уйти. Она — шаг, и парни — шаг. Не толкали ее, не хватали, но и проходу ей не было.

Люди спокойно обходили этот островок на тротуаре, и папа Андрей тоже мельком глянул и обошел. День был солнечный. Никто никого не звал на помощь. И лица парней вовсе не были похожи на рожи разбойников, которых Темка недавно видел в одном фильме по телеку. Но все-таки ему что-то в этом не понравилось. Он остановился и спросил раздумчиво: