Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

— Я считаю: должен, — улыбнулась женщина. — Но закон-то считает иначе.

— Значит, у вас закон против детей! — убежденно заявил Темка.

— Ну-ну-ну… Ладно, возьми по талончику халат — и только на две минутки.

— Спасибо! Вот такое огромное вам спасибо!

Темка, как обычно, широко развел руками, показывая, какое огромное спасибо он выражает. И побежал с талончиком к раздевалке, где на крючках висели белые халаты, а за стойкой сидел усатый старик гардеробщик и пил чай с сахаром вприкуску. Протянутый Темкой талончик он не взял, а глянул подозрительно.

— Где мать-отец?

— Я один, только на две минутки. Мне же — вот — дали талончик.

— Вас там доктора про талончик не спрашивают, а за халат — мне по шее! — отрубил старик.

И отвернулся. И снова стал грызть сахар, прихлебывая чай. Темка посмотрел, посмотрел на него и перешел к своему испытанному приему.

— Скажите, пожалуйста, а у вас дети есть?

Старик поперхнулся чаем и долго кашлял, так что глаза у него чуть не вылезли из орбит, а усы так трепыхались, что Темке казалось, что они вот-вот оторвутся. Отдышавшись наконец, старик ответил:

— Господь миловал — нету у меня детей!

Темка растерялся, но продолжил:

— А внуки есть?

— Ты откуда такой чумной взялся? Нету у меня детей-внуков, отравителей жизни!

Темка попятился от его крика, но все же сделал последнюю попытку:

— А представляете себе, если бы вдруг они были и перед самой школой поломали бы ножку…

— Я б им тогда еще добавил куды следует, чтоб не лезли куды не надо! Иди отсюда, покуда я тебя за уши не вывел! — закричал старик.

— Никуда я не уйду! — вдруг тоже закричал Темка. — Мне с Костиком поговорить надо!

И, не очень соображая, что делает, он бросился к проходной, пролетел мимо остолбеневшей вахтерши и понесся вверх по лестнице.

— Сто-ой! — закричали ему вслед гардеробщик с вахтершей.

Они бросились за ним, и в больнице начался переполох.

Сначала Темка влетел в рентгеновский кабинет и в испуге шарахнулся от скелета грудной клетки, светившегося на экране.

Потом он промчался через кухню, громыхая опрокинутыми ведрами, бачками и прилично перемазавшись мукой.

Потом спрятался под свисающей простыней носилок, стоявших в открытом лифте, но вошли два санитара, лифт закрылся и увез его куда-то наверх.

Потом — на пороге операционной — Темка сбежал от дружно повернувшихся к нему людей в зеленоватых масках с блестящими инструментами в руках.

Потом он влетел в большой холл, где возились с кубиками, куклами и машинками выздоравливающие дети. На секунду эти два десятка ребятни в халатиках замерли при виде Темки. Но в следующую секунду уже все вместе с радостными воплями неслись за ним по коридору.

Однако радость их была недолгой: коридор заканчивался тупиком с единственной дверью. В эту дверь и влетел Темка, за ним — веселые больные, а за ними — усатый гардеробщик, толстая вахтерша и еще какие-то запыхавшиеся люди в халатах. Из-за стола просторного кабинета изумленно приподнялся мужчина в больших роговых очках. Растрепанный, белый от муки Темка оглянулся на отдувавшихся преследователей и отчаянно шагнул вперед.

— Дядя, скажите, пожалуйста, а у вас есть дети?

И, не дожидаясь, пока его схватят и вытурят, он на одном дыхании выложил всё — и про Костю, и про родителей, которые «подвесили» его на турник, и про то, как он сорвался и поломал ножку, и про школу, куда они должны были идти завтра…

Мужчина в очках слушал его не перебивая, но из-за очков нельзя было понять по его глазам, как он ко всему этому относится. А когда Темка закончил свой рассказ, мужчина вышел из-за стола, взял Темку за руку и сказал только одно слово:

— Пойдем.

— Ага, ага, пойдем, голубчик, отсюдова! — обрадовался усатый гардеробщик.

Мужчина только глянул на него через очки, но ничего не сказал и повел Темку из кабинета. Вся процессия последовала за ними по коридору в обратном порядке — выздоравливающие дети, гардеробщик, вахтерша, люди в халатах. Темка плелся за мужчиной покорно, уставший от погони и готовый к самому худшему. Но ничего плохого не произошло. Мужчина распахнул дверь в большую светлую палату и сказал:

— Даю тебе ровно десять минут.

И подтолкнул Темку в палату, а сам вышел, прикрыв дверь перед носом толпившейся в коридоре процессии.

— Темка!

С кровати у окна ему тихо и радостно улыбался беленький мальчик, приподнявшийся на локтях.

— Костик!

Темка побежал к нему, вытаскивая апельсины, которые никак не хотели вылезать из карманов его «галифе».

В палате лежали трое мальчиков с забранными в гипс руками, четвертый — с гипсовым воротником, подпиравшим подбородок, а у пятого, как и у Костика, была подвешена нога на каких-то блестящих колесиках и тросиках. Все они с интересом задвигались на кроватях — кто в какую сторону мог — и разглядывали Темку. А он, выдрав наконец из карманов апельсины, положил их на тумбочку и приступил прямо к делу.

— Костик! Во-первых, мы сегодня лужу завалили. Во-вторых, Игорю купили двухколесный велосипед. В-третьих, Валька такой же дурачок, как был, все носится, носится… — Он подумал и добавил вполголоса: — А Женя мне сегодня еще больше понравилась.

— Конечно, она хорошая, — одобрил Костик и обвел рукой палату: — А это мои новые товарищи… Познакомься.

— Тема, — представился Темка. И услышал в ответ пять имен:

— Саша… Вадик… Сережа… Юра… Миша…

— А хотите, — предложил Темка, — я вам кино расскажу? Здесь ведь не показывают, а я в Сочи видел, хотя таких маленьких, как я, не пускают, но для отдыхающих, когда не с кем оставить, все равно пускают. Хотите?

Мальчишки с готовностью закивали, загалдели.

— Ну вот. Очень смешная история. «Пираты двадцатого века» называется. Они тоже все время прыгали, бегали, падали… Только ничего себе не сломали. И там был такой матрос… нет, механик… так он у пирата пистолет стащил незаметно! А пиратик-дурачок глазами на него хлоп-хлоп…

Когда через десять минут очкастый мужчина заглянул в палату, там гремела битва. Одни мальчишки строчили из воображаемых автоматов, положив их на гипсовые сгибы рук. Другие — с подвешенными ногами, — лежа на спине, били из зениток по невидимым самолетам. А тот, что с гипсовым воротником, залег рядом с Темкой под кроватью, и они устроили оттуда пулеметный дуэт:

— Тра-та-та-та! Тра-та-та-та!

И лица мальчишек потеряли постное больничное выражение, а в их глазах горели веселье, отвага и жизнь.

Последний дождь лета быстро намочил асфальт и стал наполнять первые лужи. Троллейбусы и машины, поблескивая мокрыми боками, мчались своим путем по мостовой, а тротуары опустели — прохожие прятались под навесы, балконы и прочие выступы домов.