Арон Эрлих - Жизнь впереди

— Ясно!

— Как не ясно, если своими глазами видели!

— Тут и говорить нечего… Само собой… Понятно!

Мальчики кричали со всех сторон, кричали оживленно, хотя никакого интереса не вызывали в них эти поучительные расспросы.

Теперь, когда Анечка добросовестно исполняла свои обязанности и со скучной назидательностью втолковывала своим слушателям мысль о коллективном единстве, благотворном в каждом деле, в том числе и школьном, Алеша надолго остался без дела. Сначала он еще прислушивался к тому, как подвигает Анечка вперед намеченный ими обоими план сбора, а потом незаметно отвлекся далеко в сторону. Без всякой уже связи со сбором одна из страничек «Капитанской дочки» просигналила ему в воображении мелкими буквами эпиграфа:

И по сигналу этому грозный Пугачев снова возник перед ним. Пугачев поглядывал то на Швабрина, то на Марью Ивановну, бледную, худую, в оборванном крестьянском платье… Кроме самой повести, как будто раскрывались перед Алешей и другие книги с хвостиками-закладками. Алеша мысленно повторял слово за словом все, о чем сегодня говорил на уроке Григорий Наумович. Странно — запомнилась даже игра его голоса: вот это учитель произносил с воодушевлением, а вот это с нотками усталости, а вот это с вопросительными оттенками… Все, что было сегодня на уроке, все, до малейших подробностей, вошло в него прочно и живет, звучит, шумит волшебным хором…

— … у нас с вами свой трудовой пост, ребята! — снова донесся к Алеше Анечкин голос. — За партами, за нашими книжками и тетрадями…

Один из малышей, не вытерпев, тихонечко подобрался к учительскому столику, боязливо коснулся пальцем модели и едва слышным голосом спросил:

— Сам сделал? Собственными руками?

Анечка от неожиданности умолкла. А учительница смотрела то на маленького пионера из третьего класса, то на его вожатого из седьмого класса с поощрительной и нежной улыбкой.

— Сам! — гордо ответил Алеша. — У меня дома есть еще одна вещь — модель нового сормовского парохода.

— Ты и пароход сделал?

Мальчишки срывались теперь со своих мест один за другим и все теснее обступали столик.

— Ребята, что же это вы… Так нельзя! — попыталась Анечка восстановить нарушенный порядок и виновато глянула на учительницу; но та вовсе не была встревожена, напротив, она относилась с явным покровительством к этому чрезмерному возбуждению ребят.

«Ничего! Не бойтесь!» — шепнул тогда Алеша старшей вожатой и даже подмигнул ей, давая понять, что не забыл про план и что эта игрушка на бархатной подставке нисколько не грозит правильному ходу пионерского сбора.

— Я очень любил мастерить всякие штуки, — объяснял он ребятам, — и мечтал поскорее на завод, к станку, и уже совсем было заскучал в школе…

Страшно подумать, как я запустил свои уроки, особенно по математике…

Тут он рассказал про свои разговоры с отцом и как потом он одумался и вместе со своим лучшим другом Толей Скворцовым принялся наверстывать упущенное.

— Значит, ты больше игрушек не делаешь? — разочарованно опросил один из пионеров.

— Последнее время — нет, не делаю. Времени не хватает.

— Алеша, — окликнул другой третьеклассник, — скажи, как это получается? Железа там у тебя никакого… Верно? Там бумага, ну, краски, лак, слюда, пластмасса… Верно? А что же еще? Почему кажется, будто все настоящее? Даже шины на колесах как будто настоящие, резиновые, а это совсем и не резина… Как это?

— Алеша, а если построить конвейер… сможешь? Ну, хоть, конечно, маленькую часть конвейера, последнюю его часть, и чтоб на конвейере в очередь грузовики стояли, несколько грузовиков… Понимаешь? Передний совсем готовый, а за ним два-три еще не совсем… Ты бы смог?

— Ребята, — закричал еще один, — ребята, знаете, чего! Ребята, давайте просить вожатого, чтобы кружок у нас сделал!

Начиналась беда — сбор стихийно относило в сторону от намеченной темы. Учительница перестала улыбаться, а Анечка давно уже стучала кулачком по столу, что-то говорила, а что — не разобрать за общим шумом.

Тогда Алеша поднял руку. Ничего больше, только поднял руку — и внезапно ощутил в себе силу, ранее неведомую. Этот миг явил ему новое и важное открытие: он, Алеша Громов, оставался таким же, как всегда, обыкновенным школьником, и в то же время в нем было теперь что-то новое, непостижимое… Ребята расшумелись, вышли из повиновения. Марианна Сергеевна напрасно стучит кулачком — на нее не обращают внимания. Учительница еще только собирается с духом, чтобы помочь ей. А он поднял руку — и тотчас невидимая магическая сила изошла от этой руки, в классе вмиг наступила тишина.

— По местам! — приказал он, и все до единого безропотно кинулись к партам.

Что же это? Откуда вдруг эта сила? Неужели оттого только, что к его имени прибавлено теперь одно единственное слово — «вожатый»?

— Кружок хотите? — сказал он. — Хорошо, будет вам и кружок по технике. В свободное от занятий время станем с вами изучать машины советского производства и учиться делать модели этих машин…

Сбор продолжался. Отряд пионеров имени Павлика Морозова, побывавший на заводе и соприкоснувшийся с жизнью, учился «быть готовым», — учился так, чтобы в этот привычный возглас вливались изо дня в день правда и сила.

Морозы стихли. Оттепели перемежались метелями. Снегоочистительные машины подбирали снег и по быстрым, с громким скрежетом вращающимся транспортерам сбрасывали в реку. Истаяли, изошли струйками еще недавно крепкие морозные узоры на стеклах автобусов и трамваев. Солнце в полдень прощупывало деревья в белых шубах, — «Прохор да Влас, скоро весна у нас!» — и оснеженные деревья искрились, весело перемигивались в ответ.

К этим последним февральским дням Коле Харламову давно бы понять, что между ним и двумя его приятелями не временная только, не случайная и преходящая размолвка. А он не понимал этого, не хотел понять и, как много раз прежде, старался перехитрить товарищей, загладить ссору, предупредить разрыв. Еще настойчивее прежнего держался он возле Алеши и Толи на всех переменах, вместе с ними возвращался из школы, почти каждый вечер забегал к ним домой и всюду шутил, что в классе у них перевыполнение нормы — не два, а три Аякса, — и полный комплект мушкетеров: Атос, Портос, Арамис…

Отделаться от него не было никакой возможности.

Условились однажды Алеша и Толя с Наташей поглядеть подарки, присланные Сталину ко дню семидесятилетия со всех концов земного шара, — только подошли к музею, а уже Харламов тут как тут, дожидается…

В другой раз собирались ребята на лыжную прогулку в Сокольники, каких только мер не принимали, чтобы утаить сборы, но едва из-за поворота площади Дзержинского открылся им проезд с бывшим подворьем, как увидели не только Наташу, но и Колю рядом с нею со связанными лыжами и палками в руках.