Арон Эрлих - Жизнь впереди

Алеша на несколько секунд примолк, хмурясь, отыскивая в таинственной декламации какую-то новую насмешку, и сказал, с досадой отворачиваясь:

— А что ты думаешь! И верно, совсем как девушка избалованная…

Только поглядел бы Харламов, как эта «девушка» работает! Микрометрически точно. Никакому воображению не поддается. А голос у машины какой! Нажмешь кнопку — включение! В глубине машины, в скрытых, невидимых ее механизмах начинается жизнь — и машина поет! Нет, у нее голос не хрупкой девушки… Ого! Она поет густым басом: мощное, спокойное и необыкновенно певучее, ласковое рокотание. Люди слушают, улыбаются, шутят: «Бассо профундо! Солист Большого театра!»

— Вот… Сжиться с такими машинами! — все больше увлекаясь, мечтал Алеша, и румянцем отдавалось волнение на его щеках, и взгляд, устремленный на Харламова, был полон торжества и вызова. — Вот! Знать эти машины до точности, до последнего винтика, понимать их голос…

Егоров сидел тут же, за столом, на своем излюбленном месте. Он тоже слушал, изредка переглядываясь с женой.

— Ты что, опять? — спросил Алеша, обращаясь к Харламову.

— Нет, ничего… Разве я сказал что-нибудь?

— Хоть и не сказал, а по глазам вижу — насмехаешься.

— Алеша! Ну что ты все выдумываешь?.. — Харламов старался быть сдержанным, скромным сегодня, даже кротким, но против воли злые искорки резвились в его зрачках. — Я тебя понимаю: делать вещи, строить всё собственными руками… Отлично понимаю! Но только…

— Что? Ну, что «только»? Договаривай!

— Каждый о своем мечтает… Ты хочешь у станка работать — работай на здоровье. А я никогда не буду у станка. Штука нехитрая: включи ток, нажми кнопку и стереги, пока машина сделает свое дело. Нет, я уж лучше буду создавать вот эти самые твои бассо профундо, изобретать их, конструировать… Одним словом, меня тянет не к грубому физическому труду, а к творчеству.

— Хоть через десять, хоть через двадцать лет, а все равно люди всегда будут разные. Кому что на роду записано: кому быть генералом, а кому солдатом. Как же иначе? — сказал Егоров, заглядывая в лица мальчиков. — Нельзя иначе! Возьмем хоть мою специальность. Кому-нибудь надо ее исполнять? Обязательно! Последнее дело — агент по снабжению, а без нас не обойдешься, то же самое, не пойдет дело без нас.

И он опять значительно оглядел присутствующих, точно высказал очень важную мысль.

— Круть-верть, верть-круть, — убежденно заявил он, прочнее устраиваясь за столом, — а на десяток больших людей всегда приходится армия, так сказать, рядовых… А как иначе?

Толя молчал. Он сидел, слегка откинув голову, щурясь на свет лампочки, забавляясь тем, как спелые, желтые лучи удлиняются и сокращаются с движением ресниц, и молчал.

На замечание хозяина дома сначала откликнулся лишь один Харламов и согласился с ним. Егоров признательно закивал своему союзнику.

Но вот Толя, будто очнувшись, улыбнулся Алеше, улыбнулся матери, сказал:

— Не знаю! Не знаю! — вздохнул он с облегчением. — Не знаю, как это будет. Но только исчезнет всякая разница между людьми. Да уже и теперь можно наблюдать… Давно ли было так: один всему обучен, все знает, все тайны земли и неба ему известны, а рядом миллионы других людей едва могут крестик на бумаге начертить вместо подписи. Было так? Было! Всегда так было, тысячи лет… А взялись за дело по-другому — и сразу неграмотных уже не сыщешь даже в дремучей тайге.

Настасья Ефимовна ногой подтянула к себе табурет и тихонько, чтобы даже платьем не зашуметь, присела к столу.

— Ну что ж, — обратился Толя к отчиму, — можно оставаться простым агентом по снабжению и все-таки быть передовым человеком. Вы простой агент, не генерал, как вы говорите, а обыкновенный рядовой, а вас все касается… Все! Выращивают где-нибудь новые сорта яблок или ветвистую пшеницу, сажают леса, орошают пустыни или, скажем, заставляют Енисей, Лену, Обь отдавать свои воды не Ледовитому океану без всякого толку, а с огромной пользой для Средней Азии или для южной Сибири, — это все кровное ваше дело… В будущем у людей будет много свободного времени. Занимайся чем хочешь, к чему сердце лежит… Ведь были, даже в прежние времена были одиночки из народа, которые прославились на весь мир не столько службами своими, сколько…

Отвечая на вопрошающий и скептический взгляд Коли, он поднял кулак и веско опустил его на стол.

— Циолковский! — назвал он. — Скромный учитель в Калуге, и он же покоритель звездных пространств. — Еще раз он поднял и опустил кулак. — Мичурин! Обыкновенный садовод в Козлове, а прожил жизнь так, что теперь нет такого уголка на земле, где бы не знали этого преобразователя природы…

«Звездные пространства», «преобразователь природы»… ничего не понимала в этом Настасья Ефимовна. Она не решилась бы даже повторить эти слова, язык отказался бы ей повиноваться. Но тем больше наслаждалась она, слушая сына. Ничего не понимая, она глубоко и верно чувствовала за всеми этими таинственными буквосочетаниями свет и достоинство.

— Как это будет? Разве можно представить себе то, чего никогда не было? — продолжал Толя. — Нам только кажется, что мы можем как угодно фантазировать, а наше воображение, даже самое богатое, самое смелое, не может создать такого, чего еще нет в природе…

— Положим! — со снисходительной усмешкой возразил Коля Харламов. — А кентавр, например?

— А что такое твой кентавр? Полконя, полчеловека! Или сирену возьми — это наполовину рыба, наполовину женщина… И всякое чудище, выдуманное человеком, какую хочешь химеру возьми… Рога, хвост змеиный, раздвоенный язык, зубы тигра… Ничего неизвестного, ничего небывалого, только все смешано вместе.

А наше будущее — это такая жизнь, какой еще никогда не было и быть не могло, и поэтому представить себе наше будущее, чтобы оно как на ладони лежало, нельзя… А у нас только скажи: коммунизм — сейчас все требуют, чтобы им непременно полную картину нарисовали, со всеми подробностями. Как это будет? Как это сложится? И можно ли «каждому по потребностям»? А если мне захочется рояль, значит только мне и заботы — прийти в магазин и получить? А если человеку захочется непременно два рояля, то и два выдадут?.. А кто же будет тогда дворником, ночным сторожем, пожарным, агентом по снабжению? Миллион вопросов! И ни на один из них настоящего ответа никто сейчас дать не сможет. Но я знаю только одно — так оно и будет: будет у нас новая, коммунистическая жизнь. И еще вот что: сейчас нам учиться надо, знать надо как можно больше для этой будущей жизни…

Коля слушал с видимым одобрением, но и усмехался вполне откровенно.

— Все-таки я не понимаю, — сказал он с той несносной улыбкой, с какой люди постарше принимают детские, иногда трогательные, но всегда невозможные пустяки. — Все-таки чему же ты хочешь учиться?.. На кого учиться?