Арон Эрлих - Молодые люди

Давно миновали зимние каникулы, но не тотчас, не сразу, как хотелось Толе, четверка призвана была к ответу перед комсомольцами курса. Вероника Ларионова настояла, чтобы дело «нюмбо-юмбо» было расследовано и изучено всесторонне, глубоко, до самых корней, прежде чем вынести его на обсуждение общего собрания комсомольцев. Сам Толя занялся Колей Харламовым, Веронике поручили тайны Олега Ивановского, еще один член бюро знакомился с приватными занятиями братьев — Рыжего и Русого.

К жалобе Варвары Алексеевны вскоре прибавилось сообщение из милиции, — седоголовый майор все-таки прислал докладную записку в деканат о студентах третьего курса биофака Голубовых Михаиле и Сергее, задержанных на Птичьем рынке. Тогда выяснилось, что Рыжий и Русый вовсе не единственные герои постыдного «бизнеса» среди студентов. Эти двое действовали кустарно, на единоличных началах. А Ивановский организовал дружный тайный коллектив мелких спекулянтов, подобрал себе с десяток послушных контрагентов и с их помощью развил хитроумную деятельность: он всегда отлично знал, когда и в какие магазины поступит наиболее популярная литература, скупал при посредстве своих агентов как мог больше экземпляров нового издания Дефо, Твена, Дюма, Конан-Дойля, запасался мгновенно раскупаемыми книгами советских авторов — такими, как «12 стульев» и «Золотой теленок» Ильфа и Петрова, «Люди из захолустья» Малышкина, «Дом на площади» Казакевича… Спустя месяц-другой книги эти из-под полы продавались теми же агентами возле магазинов менее расторопным ценителям литературы со значительной прибавкой против номинала. Пользуясь периодическими кризисами с ассортиментом стекол по близорукости или дальнозоркости, агенты Ивановского производили такие же неприглядные операции с закупкой и продажей оптики…

К концу февраля в один из обычных рабочих дней в университете Галя Бочарова буквально ни на минуту не отходила от Вероники Ларионовой. Она и в физическом кабинете пристроилась делать вместе с нею опыты на одной и той же аппаратуре, и на всех лекциях этого дня усаживалась непременно рядом. Сколько раз Вероника ловила на себе ее озабоченный и жаркий взгляд… У Гали нынче особый и, должно быть, очень важный секрет… Когда занятия окончились и по всему университетскому городку вспыхнули бесчисленными золотистыми шарами фонари, Галя поспешила за Вероникой и в гардеробную. Завидев Скворцова, она скороговоркой шепнула: «Не ходи с ним сегодня. Придумай что-нибудь». Что же с нею?.. Почему весь день Галя жмется возле нее?.. Крайне заинтересованная, Вероника уступила, издали знаками дала понять Скворцову, что занята, очень занята сегодня.

— Пошли! — поторопила она, на ходу поправляя на голове шапочку.

Сильная оттепель сменила недавние морозы. Было сыро и мглисто. За густым туманом огни рдели в вышине расплывающимися ржавыми пятнами.

— Да ну же! — приободрила Вероника свою спутницу на пути к автобусной станции. — Что с тобой, Галя? Вижу — тайну какую-то прячешь, а она тебя изнутри распирает. Угадала?.. Ну, скорее выкладывай!

— Да… Я хотела… Только сама не знаю, как начать…

Дыхание у Гали прерывистое, трудное, точно она пробежала сию минуту спринтерскую дистанцию.

Вероника с возросшим удивлением оглядела ее.

— Слушай, Ника… Ну, одним словом, что с Олегом? — наконец-то решилась Галя Бочарова. — Как с ним? Все говорят, все гудят, как осы…

Щеки у Гали побледнели, серые глаза беспокойно бегали, уклоняясь от встречи, крошечные, сузившиеся зрачки метали злые искры.

— Объясни по крайней мере, что ты слышала! Я ведь не могу знать, что именно тебе наговорили.

— Ну, про всякие такие… — брезгливо искривилась Галя. — Противно даже… Ну, про какие-то темные вечера у Харламова.

— Темные!.. А ты у самого Олега спрашивала, что в этих вечерах правда, а что выдумка?

— Пробовала.

— Отмалчивается?

— Зачем! Ничего не отмалчивается, — как будто уже обиделась Галя. — Только вас всех на смех подымает! Да, вас, комитетчиков!.. Олег говорит: любители вы клубнички, всяких сплетен… — Но уже мгновение спустя она виновато опустила голову, сказала: — Но, понимаешь, Ника, я уже не очень верю ему… Бывает, наговоришься с ним до точки: все он разъяснил, все обсмеял… А останешься одна, подумаешь, разберешься — вспомнить нечего, будто никакого разговора и не было. Как песок сквозь пальцы, все просеялось без малейшего остаточка…

Они пришли на станцию. Ехать им надо было разными автобусами. Показался Вероникин номер, она задержалась, чтобы дослушать Галю. Потом Галя пропустила два подряд автобуса своего маршрута.

— Слушай, Ника… Я прошу, понимаешь, очень прошу тебя — не скрывай от меня ничего… Ладно?

— К чему же скрывать? Все равно скоро нам всем, всему комсомолу на курсе, придется побарахтаться в этой грязи, разбираться в частной жизни Олега и его дружков… Ну, так вот!.. Там всякое…

Но тебя интересуют главным образом темные вечеринки у Харламова? Кажется, была только одна такая вечеринка. Единственная. Но, правда, гаже некуда!.. Еще какие у тебя вопросы?

Бочарова огляделась по сторонам.

— Ну, и… Как же вы решили?

— Ничего мы еще не решали. Пока разбираемся в разных фактах и фактиках, а их дай господи! Хватает!.. Да что там вечеринка! — с внезапным ожесточением воскликнула Вероника. — Пустое это — вечеринка!.. Не в ней суть… Главное — душа опустошенная, сгнившая сердцевина, нутро, изъеденное эгоизмом, как ржавчиной… Вот что главное! Культ так называемой «свободной личности»! А в переводе с возвышенного и абстрактного на простой и конкретный язык — это свобода паразитизма, ловкачества, рвачества, бесстыдства и бессердечия, всяческого свинства и мерзости… Тьфу! — отплюнулась она, чтобы не продолжать длинного перечня особенностей и черт «нюмбо-юмбо». — Мне теперь, ты знаешь, конечно, мне приходится часто беседовать с Олегом, и ты, Галя, совершенно правильно заметила: трудно с ним, очень трудно… Говоришь, говоришь, убеждаешь, споришь, а потом раздумаешься — и видишь: действительно, как песок сквозь пальцы, просеялись зря все твои старания… Прощай… Вот опять идет мой номер!

— Погоди. Еще только этот пропустим, а там разъедемся… Ну, и что же, по-твоему?.. Неужели… неужели бюро будет ставить вопрос об исключении?

Вероника долго и внимательно смотрела на какую-то бумажку у себя под ногами, затоптанную, вдавленную в мокрый снег. Она отковыряла ее концом ботика, перевернула, — то была обертка от конфеты «Мишка».

— Скажи по совести, — попросила она, втаптывая бумажку обратно в мягкий, грязный, легко поддающийся снег, — сама ты интересуешься этим вопросом или это Олег попросил тебя осторожненько разведать, выпытать у меня?