Николай Горбачев - Битва

— Есть встреча!

— Есть встреча антиракеты!

Умнов молча и устало улыбался: теперь кровь отхлынула от его лица, оно стало сине-известковым, и он как-то обессиленно, неверно опустился на табуретку.

— Ура! Ура! — вдруг взревел весь отсек, и все, кто был в отсеке, ринулись к Умнову, обступили, кричали, поздравляли, жали руки… Он что-то отвечал, и та рассеянная, как бы прилипшая, улыбка неживым светом окрашивала его лицо.

5 марта

Живу два дня в Шантарске, в домике, — рай, да и только! Но райская жизнь все же омрачена — вечером позвонил начальник штаба Валеев: «Должен огорчить, Сергей Александрович, на одной пленке ошибки огромные — ни в какие ворота!..»

Вот уж истинно, радость коротка!

Поисковая группа еще не вернулась — какие-то там будут «доказательства фактами»? Ничего не поделаешь, остается сидеть и ждать. Ждать поисковую группу. Ждать окончательные результаты по пленкам: Валеев в конце разговора сказал, что «это предварительно». Смягчает удар?

После Валеева, ровно через час, на проводе министр Звягинцев:

— Ну, что у вас? — Вопрос жесткий, без околичностей.

— Предварительный отчет послан… Считаю результаты удачными… Метод, заложенный в «Меркурии», подтвердился…

— Удачными! — с недоверием проронил Звягинцев. — А эти ляпы, какие следуют из отчета? Как они?

— Они не имеют отношения к методу… И потом, продолжаем разбираться! Не вернулась еще поисковая группа.

— Разбирайтесь! Завтра у вас будет Бородин… На месте и разберетесь. До свидания.

Н-да, едет замминистра Бородин. Что это, Звягинцев не доверяет? Высокого представителя шлет… Разбираться! Не в этом ли разгадка того беспрецедентного решения, чтоб на таком определяющем пуске не было высоких представителей? Мол, как пройдет пуск — бабка надвое сказала! А будут представители, — значит, ответственность за исход ложится и на них… А тут случись плохой исход — и, пожалуйста, можно засылать представителей уже с разбором!

Неужели так? Неужели это Звягинцев?.. Фортуна против тебя, Умнов…

6 марта

Бородина встретили в обед. А утром в этот день что-то с фортуной стряслось…

Да, утром началось невероятное. Снова позвонил Валеев, возбужденный, радостный, как будто в лотерею выиграл:

— Извините, Сергей Александрович, ошибка! Счастливая! Все пленки рассчитаны. Та, о которой говорил, оказывается, была записана не по боевой головке, а по отделившемуся корпусу ракеты…

— Это же другое дело!

— Блестяще, Сергей Александрович! Примите наши поздравления. Сейчас отчет по пленкам пойдет в Москву.

— Что ж, спасибо, Федор Андреевич! Только, знаете ли, замминистра Бородин, которого встречаем, едет как ревизор… После предварительного отчета, Федор Андреевич.

Валеев, расстроенный, вздохнул:

— Но ведь то был предварительный!..

— Да, предварительный…

В штабе познакомился с расчетами — действительно блестяще. И не успели в кабинете Сергеева убрать пленки, протоколы расчетов, как дежурный доложил: к штабу привезли остатки боевой головки. Побросав все, гурьбой повалили из штаба.

С тракторного прицепа бережно, будто клад, сняли искореженные, рваные куски головки… Их словно кто-то гнул, сворачивал и скручивал, бил по ним кувалдой, просекал огромным зубилом: на серебристо-белых листах вмятины и пробоины.

Зрелище было внушительным: стояли, будто у всех отнялись языки. И тогда солдат из поисковой группы, в засаленной спецкуртке, армейской ушанке, щербатый и белобрысый, с острым птичьим носом, добродушный и смешливый, потрогав сапогом кучу металла, сказал, будто самому себе:

— Летела беркутом, а приземлилась ощипанной курицей!

На него шикнул офицер-поисковик, должно быть обескураженный тем, что солдат нарушил такую торжественную минуту, да еще в присутствии столь высокого начальства.

Но Сергеев вскинулся молодо и весело, шагнул в сторону солдата:

— Как?.. Как вы сказали?..

Розовая краска залила лицо солдата, белый пушок стал отчетливо виден.

— Виноват, товарищ генерал!

— Нет-нет, вы повторите, как сказали!

Открыв щербину, солдат уже в полном смущении все же повторил свою фразу.

— А здорово сказано? «Летела беркутом, а приземлилась ощипанной курицей!» — Сергеев оглядывал всех, радостный, добродушный. — Вот у штаба водрузим эти обломки на постамент. Пусть напоминают о первой победе, первом успехе. И слова эти высечем на граните. Как вы, товарищи?

Согласились безоговорочно.

Бородин был ошарашен докладом и с ходу, без обеда, возможно не веря своим ушам, попросил все ему показать: пленки, расчеты, остатки боевой головки…

Показали. Бородин, тягостно молчавший над разложенными рулонами пленки, наконец, сверкнув серебряной шевелюрой, медленно сказал:

— Получается, что не разбираться надо, а митинг собирать. Что же, давайте на головную точку. Сейчас же приказ по министерству составим на поощрение лучших. Возможно, и вам, Георгий Владимирович, отметить военных?

— Согласен вполне! — отозвался Сергеев и сделал знак начальнику штаба Валееву.

Вечером на головной точке был митинг и праздничный ужин: хозяйственники полигона расщедрились, по сто граммов «полевых» выделили на брата.

28 августа

В делах с «Меркурием» наступили «тихие и мрачные времена». С того памятного мартовского дня, когда выстрел «Меркурия» оказался точным, в «десятку», и поисковая группа привезла сбитую ракету, сгрузила у штаба — изуродованную и искореженную, а замминистра Бородин на митинге заявил, что «этим снайперским выстрелом «Меркурий» доказал бесспорную правильность заложенного в нем метода, открыл реальную перспективу борьбы со стратегическим ракетным оружием», — с тех пор происходило странное. То, чего можно было ждать и к чему в те дни внутреннего подъема готовился — бурному победному шествию «Меркурия», — такого не произошло: где-то, будто в каких-то скрытых механизмах, что-то застопорилось, заели неведомые шестеренки. Все остановилось на точке замерзания.

Нет, Умнов, не успокаивай себя ложной иллюзией, что это временно, что тут раскачка: в тишине, покое — взрывчатая опасность…

Тогда после Бородина в Шантарск прилетел и генерал Бондарин, прилетел с «подкреплением»: генералом и двумя полковниками из управления. В отсеке командного пункта — невыветривающаяся духота, круто настоянная, слоистый, нерассасывающийся табачный дым колыхался зыбисто, студенисто. С утра читали и обсуждали по пунктам отчет об испытании, спорили о формулировках, фразах — перепалка вспыхивала даже по отдельным словам, — а после застопорились на пункте о перспективах «Меркурия». Приехавший вместе с Бондариным генерал — он занимается в управлении наукой — предложил записать: «Меркурий» не готов к выполнению боевой задачи, заложенной в технических условиях на комплекс, требуются серьезные дополнительные конструктивные исследования и доработки…