Николай Горбачев - Битва

Салоны были заполнены до отказа: самолеты отсюда, из Шантарска, попусту не гоняли — летели командированные и отпускные военные. Больше было, однако, штатских — эти тоже отправлялись по разным делам в столицу: кто домой, закончив разные миссии, кто в свои организации — толкать, выбивать, получать новые инструкции. Умнов кое-кого знал в лицо, многих же, как ему казалось, никогда не видел, не встречал, но люди эти, случалось, проходя мимо начальнического отсека, здоровались или раскланивались, и, отвечая, Умнов мимолетно лишь отвлекался от размышлений, спрашивал себя — кто это и где виделись?

Желтая штора, уже несвежая, с замусоленной, в жирных пятнах кромкой, спадала тяжелыми складками, и в гул моторов в те моменты, когда вибрация замирала, вплетался еле внятный перезвон колец, на которых висела штора; тогда чудилось: он не в самолете, он там, в Батуми, на берегу моря…

Двое военных рядом в креслах угомонились. Один отправлялся в санаторий, другой — за назначением в Москву, поначалу они разговаривали, теперь же оба, усталые, сморенные полетом, дремали. Ближе был майор. Откинувшись на спинку, он прикрыл лицо газетой, и газета «дышала» — приподнималась и опускалась в такт дыханию. Он ехал на курорт, к морю, и по его ровному, размеренному дыханию нетрудно было судить: у него впереди покойно, безмятежно, у него впереди голубое, теплое и ласковое море…

Да, тогда Умнов тоже был у моря, там, в Батуми… Тогда и произошел перелом в его жизни. Тогда… Но до этого были моменты тоже важные, значимые; они, точно вехи, и проложили дорожку к тому первому решению, которое пришло в Батуми, у моря.

Звягинцев, Звягинцев… Все, однако, началось с него. Любопытно, как его называют, — «главный инженер Советского Союза». Умнов тоже вполне принимал это определение, ходившее за Звягинцевым, сам в разговоре, случалось, именовал его так, и многим инженерам даже казалось, что подобное негласное звание выше и почетнее того, какое Звягинцев имел реально, в жизни, занимая высокий пост министра.

Сейчас Умнов остро и отчетливо представил все, что тогда было, хотя с тех пор прошли годы.

Припомнилось, откуда и как появился тот «чудно́й» отдел. Именно после приезда Звягинцева в КБ: он тогда ходил вместе с Бутаковым, с двумя начальниками главков, еле уловимо надушенный, ходил по лабиринтам, большой и крупный, с легкой одышкой, которую старался не показать, скрывая ее веселым разговором, шутками. Только очень внимательный, пристальный взгляд мог отметить: когда подкатывал приступ одышки, Звягинцев разражался веселой тирадой или выдавал анекдот, каламбур — глаза взблескивали живо, огненно.

Казалось, Звягинцев просто так приехал в КБ — скоротать свободное время или, возможно, обновить в памяти представление о КБ: заглядывал в лаборатории, интересовался аппаратурой, экспериментами, которые ставились и разрабатывались, почти не высказывал своего отношения к увиденному, больше слушал с меланхолической усмешкой, склонив голову, а если высказывался — тоже шутливо, как бы между прочим. В лаборатории Умнова задержался неожиданно дольше, чем в других, ходил вдоль шкафов, поджимаясь, протискивался в тесные проходы, заглядывал в ниши с кабелем, смотрел на задние панели шкафов, потом, внезапно оглянувшись на Умнова — взгляд пристальный, однако насмешливость осталась, хотя и притушилась, — спросил:

— Ну что, поперек горла «Катунь»? Все ее модернизационные латания? Да и, поди, тошно от «Дальней руки» Бориса Силыча? — Хитро сощурился, переливчатые бесы заиграли в глазах. — Понимаю, при самом шефе не очень станешь признаваться, а все-таки?

Подождал, а после рассмеялся грудным коротким смехом, точно предвкушая удовольствие: как все произойдет, как Умнов выкрутится из столь деликатного положения, в которое его поставили.

Умнов и в самом деле тогда смутился: мало того, что это оказалось внезапным и неожиданным для него самого, но каково же Борису Силычу? Боковым зрением чувствуя его рядом, понял: тот, как и Звягинцев, ждал в напряженной сдержанности. Молниеносно в голове пронеслось — отшутиться.

— Вы же знаете, товарищ министр, — сказал Умнов, употребив обращение на военный лад, как «товарищ командир», подумав, что этим обращением сгладит грубость шутки, — модернизация есть превращение двугорбого верблюда в одногорбого… А это достойное занятие!

Звягинцев широко, вольно раскатил смешок: шутка понравилась. Будто подзарядившись этим своим смехом, пошел бодро, пружинисто из лаборатории, в дверях обернулся к поотставшему было Умнову, вскинул брови, точно что-то вспоминая, и сказал:

— Нет-нет, а вы присоединяйтесь к нам.

И потом во весь последующий обход Звягинцев будто забыл об Умнове, и тот, плетясь в конце группы, подумывал — не улизнуть ли, выбрав подходящий момент? Но когда выпутались наконец из лабиринта, Звягинцев, повернувшись всей фигурой к Бутакову, сказал:

— Зайдем, Борис Силыч, в кабинет на минутку, а тогда уже и по домам. — И остро метнул взглядом, взгляды их встретились, и Умнов опять отметил: озабоченность на лице Звягинцева тотчас стерлась, глаза потеплели. — Сергей Александрович, не улизните, нужны.

В кабинете Бутакова, даже не раздумывая, к какому столу садиться, минуя длинный лакированный, для заседаний, Звягинцев прошел к журнальному столику, стоявшему в переднем углу, первым сел в кресло, выждал, пока все расселись. Возле столика было четыре кресла, в них сели Бутаков и два начальника главков. Умнов в предчувствии, тоской сжавшем ему сердце, сел не в кресло, а на стул у стены. Колыхнув туловищем влево, к сидевшему рядом Бутакову, и осветив лицо широкой, энергичной улыбкой — вот, мол, сейчас удивлю вас, — Звягинцев сказал:

— Есть у нас мнение, Борис Силыч, создать в КБ новый отдел. Считайте пока — чудно́й! В смысле конкретных дел, но с перспективой. — Он вдруг поиграл в воздухе белой подушчатой кистью. — Словом, чтоб отдел начал первые шаги противоракетных дел. — Он опять уперся ладонью в край столика, лицо его обрело спокойное выражение. — Стратегические ракеты — реальность, жизнь ставит в повестку дня не только борьбу с самолетами… — Он помолчал, склонив крупную, со строгим, назад, зачесом жестких волос голову, но сразу же вскинул ее чуть приметно, но энергично. — В ЦК поступило письмо, несколько видных маршалов подписали… Озабочены: в случае чего — чем встречать ракеты? В ЦК предлагают высказать по этому поводу мнение… Ясно, не словами надо! — Хлопнул мягко ладонями по коленям, точно подводил черту. Колени возвышались над столиком, крупные и округлые под натянутой шерстью темного добротного костюма в электрическую блестку. Прищурился, левая бровь настороженно приподнялась и изогнулась. — Так вот, отдел — первое слово нашего ответа. Подработайте, жду предложений! Срок минимальный: пять дней. И еще есть мнение: отдел возглавить — вот Сергею Александровичу…