Владимир Фалеев - Дом моей судьбы

— С той эпохи?

— Много учим голову, мало руки… Впрочем, у тела руки и ноги видны, их нельзя не учить. А вот воля, совесть? Где они находятся? Голод — в желудке… А воля в чем? Вот такие дела…

— Профтехучилища есть, и немало!

— И до Петра Первого было обучение. Весь мир любуется храмом Василия Блаженного в Москве на Красной площади. А кто его сотворил? Не царь, а высокообразованные и гениальные руководители строительства Постник и Барма. Как думаете, умели они писать и читать?

— Не знаю…

— А вот парень в моторной лодке умеет писать и считать, десятилетка у него, а храма он не построит. В чем дело? Ныне образование связывают с начитанностью. Постник и Барма узнали конструкции, строительную технику, композицию архитектурную в практике творчества и труда.

— Известно…

— А теперь школа оторвана от заводов, от комбинатов, от колхозов. Сперва всеобщая первая ступень просвещения, потом — вторая, затем третья — полное десятилетнее просвещение. Будет и четвертая… Просве-ща-ем! Уму-разуму люди набираются, а привычки работать нет. Ученик сидит на уроке, бумажки руками перебирает, авторучкой действует, книжку листает. Разве ему хочется идти на лесокомбинат? Там нужно руками, ногами, всем телом. А мы зубрежкой ребят совсем отучаем от деятельности. Девяносто процентов урочного времени по русскому языку занимает грамматика, а дети разговаривают порой плохо, излагать мысли не умеют. Схоластика это, не творчество. А нам заказ государства — дать трудолюбивых и квалифицированных, смелых и преданных. Мы до последнего времени в своей школе готовили только педагогов…

— Учителей?

— Ну да! Живописец может выучить живописца, математик — математика, музыкант — музыканта, военный — военного, инженер — инженера… В Лесном преподают честные, добрейшие учителя, сами того не сознавая, готовят себе подобных. На заводе бывают как экскурсанты, раз в два или три года, боятся колхоза. Ученик слабо занимается — пугают его лесокомбинатом. Иди, мол, ты нам не нужен. После восьмилетки слабые изгонялись… Не выпускались, а изгонялись!

— Как же готовить Постника и Барму?

— Школа произошла от гимназии, — неторопливо рассуждал Половников, ведя меня по сухому мимо валежника, мимо куч хвороста, пригнанных водой и сброшенных на кусты. — Гимнасий — учебное заведение древних Афин. В рабовладельческом обществе для свободных граждан было два ранга школ: палестра, где ребята тренировались в беге, борьбе, прыжках, метании копья, плавании и других упражнениях, необходимых будущему воину. И после палестры — гимнасий, куда принимались богатые афинские юноши после шестнадцати лет, тут занимались философией, политикой, литературой, музыкой, гимнастикой. Эпоха Возрождения возродила и учебные учреждения Древней Греции и Рима. Это было увлечение античной культурой.

Россия после Петра восприняла опыт школ Европы, началось преподавание древних классических языков. Мы начали активно забывать способы подготовки мастеров типа Бармы и Постника. Сейчас век научно-технической революции; в век заводов, огромных промышленных комбинатов ученику лучше бы быть в заводской среде с детства, учиться прямо при заводах, при фабриках, а не ждать экскурсий…

— Есть специализированные суворовские и нахимовские училища! — вспомнил я. — Академическое хореографическое при Большом театре в Москве! Есть музыкальная школа при Московской консерватории, спортивные детские школы, училища живописи, математические школы…

— Правильно! Нужда заставляет! — обрадовался Александр. — Ведь музыке или балету поздно учиться после общеобразовательной школы. Но почему не считается бедой, когда парень приходит в колхоз, не зная запаха чернозема? Почему не безобразие, что на металлургический комбинат поступают ребята после десятилетки?

— Читал недавно, в одной школе директор вводит на переменах танцы, музыку…

— Вот, вот… Удаление в эпоху Древней Греции! — засмеялся добродушно Александр. — Положительные эмоции помогают усваивать программу. И ладно… А школы должны быть специализированы! Наши комсомольцы уже получают заряд уважения к профтехучилищам, охотно идут в них по убеждениям, а не как изгнанники.

— Если все школы будут при крупных предприятиях, например при Магнитогорском металлургическом комбинате, при нефтяных главках Тюмени… то инженеры станут тащить своих детей в инженеры… Возникнут касты…

— Э, — Александр отмахнулся от меня. — Опять вы о «вечных проблемах». У нас сегодняшние заботы. Учитель оторван от производства, ученик — того больше. До шестнадцати лет рубля заработать не может… Вот хлопочу в лесокомбинате, чтобы дали нам цех, будем выполнять заказы…

У высокого штабеля бревен две шеренги школьников, перед ними в офицерской форме без погон учитель, а рядом парнишка в школьной серой одежде — пиджак, брюки, сапоги.

— Взво-од! На-а-ле-ву! — звонко командовал парнишка, и строй послушно поворачивается, замирает.

Обойдя штабель, чтобы не мешать занятиям, Половников заговорил с гордостью:

— Заметили нововведение? Мальчик учится командовать. Что такое совесть? Норма реакции. А воля? Сила реакции. А темперамент? Скорость реакции. Есть еще врожденные лидерство, коллективизм, честолюбие. Каждый хочет быть сам по себе. Никому не хочется подчиняться. Порой и в литературе насмешки встречаешь над начальниками. А ведь без приказа не будет подчинения, дисциплины. Религия тысячи лет бубнит о всеобщей справедливости, о равенстве. Сама-то церковь не управляется совестью, а выстроила тоже иерархию, укрепила пирамиду соответствующими привилегиями. Как же создать комсомольскую организацию без дисциплины?! Вроде бы возникает разлад между лидерской властью и совестью. Да ведь во имя организации! Уже в однодневном походе нельзя без строгой дисциплины, станут по всякому пустяку дискутировать, разбредутся и потеряются. Мы высмеиваем абстрактную справедливость. Секретарь комитета ВЛКСМ — руководитель, вожак, его распоряжения — закон для исполнения. Ошибется — комитет исправит. Вот и учатся ребята управлять бригадой, сектором в комитете, младшими группами. Каждый должен походить в начальниках, покомандовать на занятиях физкультуры или военного дела, в походе, уметь планировать труд, бригадирствовать, учитывать сделанное, стимулировать других поощрениями и не стесняться в наказаниях. Демократия без дисциплины — анархия.

— Песни строевые поют?

— А как же! Песня удваивает армию, говорил Суворов. Мало только песен строевых, игровых, любовных, групповых для хора у костра. Все эстрадные…

— Есть педагоги — противники всякого наказания, — вспомнилось мне. — Учат любовью и добротой без команд…